– Кого ты имеешь в виду?

– Может, и расскажу… как-нибудь в другой раз.

Я с большим трудом справилась с разочарованием, даже хотелауйти из гостиной, чтоб не видеть самодовольной физиономии Мигеля с егосовершенно невозможными глазами. Но желание хоть что-нибудь узнать пересилило.

– Когда по телефону я сказала, что мою машину угнали,ты ответил, что так даже лучше. Почему?

– Не помню, – отмахнулся он.

– Не хочешь говорить? Ну, и не надо. Все-таки глупостьполучается. Ты зачем в больницу пошел?

– Здоровье поправить.

– Здоровья ты там лишился. Я думаю, как раз в этойбольнице лежит твой друг. У него фамилия смешная… Рыжак, точно. – Мигельпри этих словах приподнялся, сунул подушку за спину и стал поглядывать на меняс интересом.

– Ну-ну… тебе это тоже знакомый из ментовки рассказал?

– Это что, страшная тайна? – насторожилась я.

– Какая… все кому не лень знают.

– Он сказал, что этот человек тебе дорог и ты придешь сним проститься. Так оно и вышло. Но… зачем тебе понадобилось делать так, чтобытруп менты нашли? Мог бы запрятать его получше, не совать в первую попавшуюсямашину. Да еще потом самому в нее садиться. Но тебе этого показалось мало, и тымне еще позвонил, как будто боялся, что труп не обнаружат, а если обнаружат, тос тобой не свяжут.

– И что я должен понять во всей этой галиматье? –удивился Мигель.

– Это я пытаюсь понять. Ты как будто нарочно все делалтак, чтобы милиция узнала: ты в городе. Разве нет?

– Слушай, может, ты крашеная? Уж больно умна дляблондинки.

– Ну и подавись своими тайнами, – отрезала я.

– Да уж какие теперь тайны. На самом деле всепросто, – добродушно начал он. – Мои многочисленные недоброжелатели итак знали, что я в городе. А вот менты вряд ли. Дожидаться, когда узнают,времени у меня не было. Не по телефону же им звонить, в самом деле? О том, чтоя узнал от мента, упокой господь его душу, своему другу я сообщил сразу.Списывать со счетов его явно поторопились, старикан еще поживет. И успеет тем,кто крысятничал, существенно осложнить жизнь, то есть, скорее всего, лишить ихоной, что будет совершенно справедливо. Эти граждане тоже не дураки и попробуютот старика избавиться. Конечно, его охраняют. Но я подумал, что не будетлишним, если и менты глаз с его палаты не спустят в ожидании, когда я тампоявлюсь. Так и вышло.

– Зачем ты в таком случае пошел в больницу, если былуверен, что там засада?

– Не мог я с ним не проститься, – Мигель пожалплечами. – Мне отсюда сматываться надо. И надолго. Кто знает, доведется лиеще встретиться.

– Ты рисковал, чтобы… – я замолчала,призадумавшись. В моем привычном мире все было более-менее ясно: мерзавец –значит, мерзавец. И вдруг… Эти мысли завели меня довольно далеко от темы нашегоразговора, я разглядывала ковер под ногами, потом невпопад спросила: – Как тебязанесло?

– Куда?

– Во всю эту дрянь. Наркотики, убийства…

Мигель посмотрел внимательно своими разноцветными глазами исказал насмешливо:

– Не увлекайся. Я хороший парень только наполовину,вторая половина – полное дерьмо.

Ближе к вечеру Мигель готовил ужин в кухне. Я пасласьрядышком, делая вид, что помогаю. Странно, от моих страхов и следа не осталось.Зато любопытство зашкаливало. И я бы, наверное, замучила его вопросами, если быМигель этому не препятствовал.

– Отстань, – сказал он в досаде. – Идителевизор смотреть. Позову, когда все будет готово.

Я сочла за благо его послушать.

Ужинали мы при свечах, Мигель облачился в рубашку отца,выбрал самую дорогую, темно-бордового цвета. Брюки оставил свои. Папина рубашкашла ему необыкновенно, в свете свечей оба его глаза казались темными, толькоодин мерцал как бриллиант, а другой был как ночное небо без звезд, вызываясмутную тревогу.

Я подумала, что веду себя совершенно нелепо, ужинаю субийцей и вроде бы получаю удовольствие… Все дело в любопытстве. Просто таких,как он, мне раньше встречать не доводилось.

– Как мясо? – спросил он, наливая мне вина.

– Изумительно. У тебя талант.

– Не один.

– Я помню.

Вина я выпила немного, решив, что расслабляться не стоит.

– Надо получать удовольствие от жизни, –нравоучительно изрек Мигель. – Никогда не знаешь, что она выкинет. –Поужинав, он опять завалился на диван, попросив: – Растопи камин. Что-то менязнобит.

Камин я растопила и принесла ему плед. Коснулась ладонью еголба и убедилась, что у него жар. Меня это здорово напугало, но вовсе не из-зачеловеколюбия. Что делать, если он свалится с температурой. Врача вызывать? Икак я объясню папе присутствие Мигеля в доме?

Эти мысли погнали меня в ванную искать в шкафу таблетки,хотя Мигель рылся здесь вчера и не нашел ничего подходящего.

– Я схожу в аптеку, – предложила я.

– Глупости.

– Я не сбегу и не донесу на тебя, если ты об этом. Покаты держишь слово, я тоже его держу.

– Я в тебе и не сомневаюсь, – заявил он, правда,не очень-то я ему поверила. – Знать бы еще наверняка, что возле дома непасутся мои дружки. Вдруг они и в самом деле умнее, чем я думаю.

Я вспомнила про визит очкарика и невольно поежилась.

– Надо сделать перевязку и выпить на ночь аспирина.

С этим он согласился. Я помогла ему раздеться, принеслапапин халат взамен рубашки и приступила к врачеванию. На мой взгляд, ранаМигеля выглядела даже хуже, чем вчера. Он постанывал, когда я касалась егоребер, на щеках у него появился нездоровый румянец. Я перепугаласьпо-настоящему. После перевязки он как будто задремал, а я, включив торшер,сидела рядом и даже дышать боялась. Часов в двенадцать и меня потянуло в сон, япыталась решить, что разумнее – остаться здесь или идти в спальню. Мигель вдруготкрыл глаза.

– Воды принеси. – Я сбегала за водой. Он выпилжадно, вернул стакан и сказал: – Ложись рядом.

– Еще чего, – возмутилась я.

– Мне сейчас не до секса. Нуждаюсь исключительно вчеловеческом тепле. И о тебе забочусь. Ты ведь не уйдешь, значит, будешь сидетьвсю ночь в кресле. К чему такие страдания.

– Я лучше пострадаю.