наших и не творится святая воля Его в стране нашей. Не других осуждать, а покаяться нам надо и сотворить плоды, достойные покаяния. И стыдно, и страшно, когда слышишь от имени церкви поместной слово гордого самообольщения вместо честного призыва к покаянию – теперь, когда совершается суд Божий над нами.

Простите же, архипастыри и пастыри церкви, если слово моё будет полно огня негодования. Не примите негодование это за злую укоризну, тем более за желание оскорбить. Во мне, хотя бы и в меньшем из чад своих, кается церковь поместная, кается во многих грехах своих и негодует о великом поругании своём. И это письмо, как и все печатные труды мои, как вся жизнь моя и дело жизни моей православное Крестовоздвиженское трудовое братство, есть один сплошной покаянный вопль за всю церковь нашу, которую люблю, о которой ревную, ответственным членом которой себя сознаю, что и даёт мне право от её имени говорить, за неё каяться, о её поругании негодовать.

Когда я говорю о церкви кающейся, я, само собой разумеется, говорю не о духовной единой святой соборной и апостольской Церкви, которая всегда неизменно свята и непорочна, которую «врата адовы не одолеют», которой и не в чем каяться, а о той внешней организации, которая называется Русской православной церковью поместной, к которой апостол Иоанн мог бы обратиться со словами увещания, как обращается в Откровении к церквам Малоазийским, говоря ангелу Сардийской: «Ты носишь имя будто жив, но ты мёртв. <…> Вспомни, что ты принял и слышал, и храни и покайся»; ангелу Лаодикийской церкви: «Ты не холоден и не горяч……Извергну тебя из уст Моих…Ты говоришь: “я богат и ни в чём не имею нужды”, а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг. <…> Итак, будь ревностен и покайся»; и ангелу Эфесской: «Ты оставил первую любовь свою. Итак, вспомни откуда ты ниспал и покайся… а если не так, скоро приду к тебе и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься»[61].

Я не из тех, которые всю ответственность за все нестроения жизни церковной возлагают на духовенство и сами ничего не делают ни для познания правды Божией, ни для честного устроения жизни на твёрдом камне исповедания этой правды. Церковного самосознания во мне достаточно для того, чтобы сознавать мои права полноправного члена церкви, соответствующие этим правам обязанности, и не извинять невыполнение этих обязанностей, возлагая на вас ответственность за своё собственное нечестное отношение к Вечному Главе Церкви, Высшему Её авторитету, Единому Учителю для всех, Единородному Сыну Бога-Любви, Господу нашему Иисусу Христу и Его Святой Церкви. Вся жизнь моя была сплошным доказательством возможности для мирян самодеятельности даже при самых неблагоприятных условиях, а, следовательно, и неосновательности возлагать на одно духовенство всю ответственность за шаткость умов, за холод сердец и все нестроения жизни на лоне церкви поместной. Вот что даёт мне преимущественное право, что возлагает на меня и преимущественную обязанность говорить, даёт мне преимущественное право быть вами выслушанным.

Не в личных достоинствах моих это право, нечем хвалиться мне лично, как разве немощами моими, в которых сила Божия совершалась, доказывая, что она сильнее всякой немощи человеческой, и будет являть себя во всякой немощи каждый раз, как воля добрая даёт Духу Святому право действовать в немощи нашей, не совершая тем насилие над нами. Моё право всё в этой воле доброй и любви к Богу, к церкви и к тем, которым говорю.

Каюсь за всю церковь нашу, предоставляя архипастырской и иерейской совести вашей принять участие в этом покаянии в размере любви вашей к Богу Живому, Христу Его, Вселенской Церкви Божией и Русской православной церкви поместной.

Величайший грех наш, что мы не соблюли верность верховному закону христианского откровения, царственному закону о любви, не возлюбили Спасителя нашего до разумения жизненной правды этого верховного закона, до верности ему в жизни нашей, до согласования с ним умов и сердец наших, всего уклада личной, семейной, церковной, общественной, трудовой и государственной жизни нашей. В этом законе животворящий дух Царства Божия, правды Божией, Церкви Божией и верности каждого из нас Богу и правде Его. Без верности животворящему духу верховного закона христианского Откровения остаётся одна буква, буква мёртвая и мертвящая именно по отсутствию в ней животворящего духа любви. И мы являем собой позорное зрелище кумиропоклонников буквы под сенью креста. Затем ли приходил Господь, чтобы заменить букву ветхозаветную буквой новозаветной! Не учил ли Он нас, что спасение не в букве, а в рождении свыше, не призывал ли Он нас поклоняться Богу в духе и истине, быть светом мира и солью земли, не предупреждал ли Он нас, что от тех, которые от Него отрекутся, отречется и Он пред Отцом Своим Небесным, Он, Который не буква, а любовь, путь, истина и жизнь.

Не будем обманывать себя, мы не соблюли верховную заповедь христианского Откровения о любви, мы самодовольны в малой любви нашей, не сознаём себя нищими любовью, не проверили ни ума, ни сердца нашего мерилом верховного закона о любви. Быть логичными в любви и стройно организовать всю жизнь и все отношения наши на основе животворящего духа этого верховного закона христианского Откровения не стало потребностью наших холодных, неверных Богу и Христу Его, гордых, себялюбивых, корыстных и самодовольных во всём этом зле сердец. Как ветхозаветные книжники и фарисеи, полагая верность Богу в строгом соблюдении буквы закона, не любя Бога всем разумением, всем сердцем и всей крепостью своей, не любя ближних своих при свете любви к Богу, не признали Единосущного Богу Христа, надругались над любовью Его и распяли Его «во славу Бога» и на пользу церкви поместной и её синедриона, так и мы полагаем верность нашу в соблюдении православной буквы, оставаясь чужими Богу, затемняя понимание правды Его, клевеща на веру нашу, распиная Живого Христа всем складом ума нашего, не упорядоченного любовью, всем складом сердец наших, чуждых любви, всем укладом жизни нашей, не согласованной с любовью, не организованной на началах братского единства. Борьба и распыление являются нормальными явлениями, а организация на лоне церкви жизни и труда на честной христианской основе единения в братолюбии считается за ненужное, даже вредное, соблазнительное новшество, что я лично испытал на деле созидания Трудового братства нашего. Как пророки называли ветхозаветный народ избранный «народом жестоковыйным, с медным лбом и необрезанным сердцем», так и теперь они назвали бы нас тем же народом жестоковыйным, «с сердцем некрещёным».

Без любви,