Затем я повесила трубку, довольная, что сделала все простоотлично, посеяв первые семена.

Я приготовила себе на завтрак тост с сыром, но не смогласъесть его. Запах сыра и поджаренного хлеба плохо подействовал на меня. Вместоэтого я приняла две таблетки аспирина и прилегла. Я не думала, что смогузаснуть, но уснула. Когда я проснулась, было уже часа четыре, пора былоразбросать еще немного семян. Я позвонила приятелям Джо — тем, у кого былтелефон, — и каждого спросила, не видели ли они его Он не ночевал дома и невернулся до сих пор, и я начинаю волноваться. Конечно, все они ответили, что невидели его, но все хотели знать подробности. Единственный, кому я хоть что-торассказала, был Томми Андерсон — возможно, потому что я знала, как Джохвастался перед ним своим умением держать женщину в узде, и доверчивыйпростачок Томми проглотил эту сказку. Но даже с ним я была осторожна истаралась не переборщить; я просто сказала, что мы поругались с Джо, и Джо какс ума сошел. Я сделала еще несколько звонков в тот вечер, даже тем людям,которым уже звонила, и обрадовалась, выяснив, что слушок уже начал распространяться.

Этой ночью я спала очень плохо, мне снились ужасные сны.Во-первых, мне снился Джо. Он стоял на дне колодца, глядя на меня снизу вверх,лицо у него было мертвенно-белым, а вместо глаз у него, казалось, быливставлены куски угля. Он сказал, что ему очень одиноко, и стал умолять меняспрыгнуть вниз и составить ему компанию.

Второй сон был еще страшнее, потому что он касался Селены.Ей было годика четыре, на ней было надето розовое платьишко, которое подарилаей бабушка Триша незадолго до своей смерти. Селена подошла ко мне, и я увиделапортновские ножницы в ее руках. Я попыталась забрать их у нее, но Селена толькоотрицательно покачала головой. «Это моя вина, я и должна платить за все», —сказала она. Затем она подняла ножницы вверх и отрезала себе нос — клац. Кончикноса упал в грязь между ее маленькими черными туфельками из искусственной кожи,и я проснулась от собственного крика. Было всего четыре часа утра, но я немогла больше спать сегодня и отлично знала это.

В семь утра я снова позвонила Вере. На этот раз ответилКенопенски. Я сказала ему, что Вера ждет моего прихода сегодня утром, но я несмогу прийти, по крайней мере до тех пор, пока не выясню, где находится моймуж. Я сказала, что его нет дома уже две ночи, а раньше он никогда не загуливалбольше чем на одну ночь,

В конце нашего разговора с Кенопенски Вера сама взяла трубкупараллельного телефона и спросила меня, что случилось.

— Кажется, я потеряла своего мужа, — ответила я. Несколькосекунд Вера молчала, и я никак не могла догадаться, о чем именно она думает. Азатем она сказала, что если бы была на моем месте, то потеря Джо Сент-Джорджасовсем не огорчила бы ее.

— Видите ли, — проговорила я, — у нас трое детей, и я как-тоуже привыкла к нему. Я приду чуть позже, если он объявится.

— Хорошо, — ответила она, а потом добавила: — Ты все еще утелефона, Тед?

— Да, Вера, — ответил Кенопенски.

— Тогда иди сделай какую-нибудь мужскую работу, — сказалаона. — Передвинь что-нибудь или разбей. Неважно, что именно.

— Да, Вера, — повторил он. Послышался щелчок положенной нарычаг трубки.

Вера помолчала еще несколько секунд, а затем произнесла:

— Наверное, с ним произошел несчастный случай, Долорес.

— Да, — сказала я, — это бы меня нисколько не удивило.Последние несколько недель Джо очень сильно пил, а когда я попыталасьпоговорить с ним о деньгах наших детей, он чуть не вытряс из меня душу.

— О, неужели? — спросила Вера. Прошла еще пара секунд, и онадобавила: — Желаю удачи, Долорес.

— Благодарю, — ответила я. — Она может мне оченьпригодиться.

— Если я смогу чем-нибудь помочь, дай мне знать.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказала я.

— Вовсе нет, — возразила Вера. — Просто мне бы не хотелосьпотерять тебя. В наши дни так трудно найти прислугу, которая не заметает сорпод ковер.

«Как и служанку, которая помнит, какой именно стороной нужнорасполагать коврики у входной двери», — подумала я, но не сказала. Япоблагодарила ее и повесила трубку.

Выждав еще полчаса, я позвонила Гаррету Тибодо. Не былоболее чудаковатого человека на Литл-Толле в те дни, чем наш констебль Гаррет.Он принял эту должность в 1960 году, когда с Эдгаром Шерриком случилсясердечный удар.

Я сказала ему, что Джо не появлялся дома последние две ночи,и я начинаю беспокоиться. Голос Гаррета звучал сонно — не думаю, что он давновстал, — но он сказал, что свяжется с полицией штата на материке ипорасспрашивает людей здесь, на острове. Я знала, что это будут те же самыелюди, которым я уже звонила — некоторым даже дважды, — но ему я этого несказала. В конце разговора Гаррет высказал уверенность, что я увижу Джо еще доленча. «Как бы не так, старый пердун, — подумала я, вешая трубку телефона, —когда рак свистнет». Я знаю, что у мужчин действительно достаточно мозгов,чтобы, опорожняясь, насвистывать веселенький мотивчик песенки, но я сильносомневаюсь, чтобы они могли запомнить все ее слова.

Прошла целая томительная неделя, пока они нашли его; я чутьне сошла с ума. В среду вернулась Селена. Я позвонила ей вечером во вторник исообщила, что пропал ее отец, и, кажется, это серьезно. Я спросила, не хочет лиона вернуться домой, и она согласилась. Мелисса Кэрон — мама Тани — поехала изабрала ее. Мальчиков я оставила там, где они и находились, — для начала былодостаточно и Селены. Она отыскала меня в среду на огороде, за два дня до того,как они нашли Джо, и попросила:

— Мама, скажи мне кое-что.

— Хорошо, дорогая, — согласилась я. Мне казалось, что яговорю спокойно, но я догадывалась, о чем она спросит, — знала почти наверняка.

— Ты что-нибудь сделала с ним? — спросила она.

И мгновенно я вспомнила свой сон — четырехлетняя Селена внарядном розовом платьице, поднимающая ножницы вверх и отрезающая себе кончикноса. — И я подумала — взмолилась: «Господи, помоги мне солгать своей дочериПожалуйста, Господи. Я никогда и ни о чем не попрошу Тебя больше, если Тыпросто поможешь мне солгать моей дочери так, чтобы она поверила и никогдабольше не сомневалась».

— Нет, — ответила я. На мне были садовые перчатки, и я снялаих, чтобы положить руки ей на плечи. Я посмотрела ей прямо в глаза. — Нет,Селена, — сказала я. — Он был отвратительно пьян и чуть не задушил меня,оставив синяки на моей шее, но я ничего с ним не сделала. Единственное, что ясделала, — я ушла, ушла, потому что боялась оставаться. Ты ведь можешь этопонять? Тебе ведь известно чувство страха перед ним, разве не так?