Некромант повертелся из стороны в сторону, вероятно, своим присохшим к черепу мозгом он думал, что и здесь так же красив, как в материальном мире под иллюзией. Но это был странный мирок, в котором не было места обману. Все здесь становилось настоящим.

Королева, подмигнув мне, пролепетала едва слышно заклинание развеивания чар, но это было ни к чему. Я пялилась несколько вздохов на мертвеца, пытаясь сообразить, кто это нам так нагадил?

Подсушенные мышцы облепили маленький череп, из дыр носа время от времени падали зеленые толстые мокрицы, в глазницах была тьма, на узкой макушке сохранились несколько клочков седых волос.

Интересно, что руки покойного некроманта были как у обычного человека, только с очень узкими пальцами и серо-желтого цвета.

Одежда была идеальной, по этому, расшитому цветами костюму я и узнала его. Но имени вспомнить не могла.

Ничего! Обойдемся.

Пора было действовать. План, возникший в моем затуманенном мозгу, никуда не годился, но другого не было.

Кажется, некромант любвеобилен, считает себя неотразимым, что ж под иллюзией он красивый. Я ж с ним танцевала, но не помнила, когда и где был этот танец.

— Делай, как я, — мигнула я королеве и запрыгала вокруг мертвеца, выражая странной гримаской полное мое восхищение.

Я лепетала что-то о том, что он самый красивый, умный, необыкновенно магически одаренный, не забывая расстегивать платье и переглатывать, чтобы не стошнило раньше времени. А… это было невозможно? Ну, да, ну да, но тошнота стояла в горле, а платье легко соскользнуло с плеч. Я осталась в легкой коротенькой рубашке и штанишках. Странно, одежда оказалась такой же призрачной, как и мое полупрозрачное тело.

Некромант был в восторге, судя по жутковатому оскалу зубов его черепа, и порывался обнять то меня, то королеву, к бледному лицу которой очень шел розоватый корсаж и сиреневые шелковые штанишки. Но тут мертвеца ждала некоторая незадача. Его вполне материальные костлявые ручонки проходили сквозь туманную дымку наших тел. Он приостановился. Во тьме его глазниц появилась ясно читаемая мысль: в любовной горячей игре бесплотные любовницы довольно неудобны. Смотреть — гляди сколько хочешь, а вот дотронуться не выйдет.

Он прихватил нас, как два шелковых шлейфа, и повлек куда-то в ослепительный свет.

Когда я очнулась в своей комнате в Черном замке, на кровати, мои глаза горели огнем, будто их засунули в пламя, а тело затекло и не слушалось.

Но! Я отчетливо видела комнату и даже потрогала круглый белый стол, королева сидела в белом кресле и выглядела вполне себе материальной, только бледной и худой. А вот покойник, безжалостно брошенный на пол, вращал глазами и пытался заорать, но во рту у него торчала салфетка, а руки были накрепко связаны синим покрывалом с кровати.

Королева оказалась дамой энергичной и злопамятной.

— Молчи, мертвец… — прошипела она некроманту и обернулась ко мне, — благодарна тебе, никто не мог расшевелить меня, я будто спала, но твой огонь согрел мою душу. Меня зовут Юнесса, а ты кто такая, ведьма?

— Я — боевой маг, в будущем некромант, — буркнула я.

Ишь ты, нашла «ведьму»… Всем известно, что ведьмы на ступень, а то и на две ниже магов и гораздо меньше одарены магией.

— Жена Иеронимуса, Таэль Фертейнская, — продолжала бурчать я, зорко оглядывая нашего покойника.

Иллюзии на бойком мертвеце не было, но покрывало уже начало тлеть под его чарами, а салфетку он дожевывал крепкими желтыми зубами, я успела крикнуть:

— Ложись!

И только поэтому сгорела не королева, а пустое белое кресло, в которое попало заклинание огня.

— Тихо, девоньки, не мешайте мне милые-э-э-э… — дверь распахнулась и на пороге стоял мой противный кузен Арни, но голос был прапрапрадедушки Фелициуса, — соображаешь, прихватил мальчонку, он союз с этим заключил и в шкафу пылился, хорошо хоть не успели упокои-и-ить! — кивнул головой Арни-Фелициус и проорал: — Пригнитесь! А лучше на пол сразу ложитесь, не отсвечивайте!

Что ж этот бой следовало бы занести в учебники по боевой магии или по некромантии, трудно сказать точно по какому именно предмету. То от одного заклинания руки Арни-Фелициуса становились костями, то из подлого некроманта выползали все черви и мокрицы, то Фелициус рубил подлеца мечом, кажется, моим, именным, то некромант кидался мелкими, но от этого не менее разрушительными молниями.

Оставшиеся вазы превратились в фарфоровую крошку, синие занавеси стали похожи на лохмотья бездомного бродяги. Стекла из окон выпадали с мелодичным тихим звоном, а некоторые оплавились от попавших в них смертельных старинных заклятий и проклятий. Черные кляксы проклятий дымились на белом полу, на белом столе и взорвались на втором белом кресле, заставив все пружины из сиденья выскочить наружу.

Мы старательно смотрели на пролетающие над головами заклинания, на блики меча и тихонько хлопали самым удачным ударам Арни-Фелициуса. Но видели, что изнеженный Арни не мог действовать с той быстротой и изворотливостью, которая была нужна нашему общему предку. Он и упал бы, если бы его не подпер изумленный видом разгромленной комнаты Иеронимус.

— Наконец-то! Мой названный сын пожаловал! Он хотел убить меня и твою жену! Взять его! — проорал некромант, накинувший на себя иллюзию.

Темные как ночь глаза, золотистые кудри ниже плеч, капризные алые губы, я уже видела этого дивного красавца.

Канцлер!

Лейсмас!

Вот кто этот урод, похитивший королеву, поссоривший Юнессу с королем, чуть не убивший меня.

— Рони!!! Не верь ему! Это не Арни, это мой прапрапрадедушка Фелициус. Лейсмас устроил взрыв в каретах в день нашей свадьбы, Лейсмас похитил королеву! Скажи, Юнесса! — я подпрыгивала на месте и едва отклонилась от проклятия, которое запустил в меня красавец-канцлер.

А вот это он сделал зря.

— Не смейте, канцлер, — прошипел Иеронимус, одним скачком пересекая комнату, прижимая меня к себе, — Тая, ты как?

— Не до меня! Он сбежит! — я припрыгивала на месте, хотя толпы мурашек бежали по моему затекшему телу.

Арни-Фелициус рванул за сбежавшим покойником, а королева сунула мне под нос флакончик с ароматом каких-то лекарственных трав.

— Ваше величество? Почему вы ушли, я… — Иеронимус, нет, мой Рони вглядывался в бледно-розовое удивительно красивое лицо Юнессы.

— Она была заперта! Ее тело стало марионеткой канцлера! Да, что я тебе рассказываю, ты же видишь, Рони! Она больше не змея! — я ткнула пальцем в королеву. — Да чтоб мне провалиться! Если это неправда!

С грохотом упала на пол разбитая рама картины, холст жалкой тряпкой свалился рядом.

— Юнесса? — Рони подхватил падающую королеву, положил на кровать.

— Давай уедем отсюда, — попросила я, — страшно здесь, вдруг все эти поднятые слуги накинутся на нас?