Здесь госпожа Лисицына закивала головой, как еслибы доктор высказывал тезис, который приходил ей в голову раньше и с которым онабыла целиком согласна.

– Человек тем и ценен, тем и интересен, –продолжил Коровин, – если угодно, тем и велик, что он может меняться к лучшему.Всегда. В любом возрасте, после любой ошибки, любого нравственного падения. Всаму нашу психику заложен механизм самосовершенствования. Если этот механизм неиспользовать, он ржавеет, и тогда человек деградирует, опускается нижесобственной нормы. Второй краеугольный камень моей теории таков: всякий изъян,всякий провал в личности одновременно является и преимуществом, возвышенностью– надобно только повернуть этот пункт душевного рельефа на сто восемьдесятградусов. И вот вам третий мой основополагающий принцип: всякому страдающемуможно помочь, и всякого непонятого можно понять. А когда понял – вот тогдаможно начинать с ним работу: превращать слабого в сильного, ущербного вполноценного, несчастного в счастливого. Я, милая Полина Андреевна, не вышесвоих пациентов, не умнее, не лучше – разве что побогаче, хотя среди них тожеесть весьма состоятельные люди.

– Вы полагаете, что каждому человеку можнопомочь? – всплеснула руками слушательница, взволнованная словами доктора. – Новедь есть отклонения, которые излечить очень трудно! Например, тяжкое пьянствоили, хуже того, опиомания!

– Это-то как раз ерунда, – снисходительноулыбнулся доктор. – С этого я и начал когда-то свои эксперименты. У меня естьсобственный островок в Индийском океане, далеко от морских путей. Там я селюсамых безнадежных алкоголиков и наркоманов. Никаких дурманных зелий на островене найти, ни за какие деньги. Там, впрочем, деньги вообще хождения не имеют.Раз в три месяца приходит шхуна с Мальдивских островов, привозит всенеобходимое.

– И не сбегают?

– Кто хочет вернуться к старому, волен уплытьна той же шхуне обратно. Насильно там никого не держат. Я считаю, что выбор учеловека отбирать нельзя. Хочет погибнуть – что ж, его право. Так что истиннуютрудность представляют не рабы бутылки и кальяна, а люди, к аномальностикоторых ключик запросто не подберешь. Вот с какими пациентами я работаю здесь,на Ханаане. Иногда успешно, иногда – увы.

Коровин вздохнул.

– В семнадцатом коттедже у меня живет одинжелезнодорожный телеграфист, который уверяет, что его похитили жители инойпланеты, увезли к себе и продержали там несколько лет, причем гораздо болеедлинных, чем на Земле, поскольку тамошнее солнце гораздо больше нашего.

– Довольно тонкое замечание для простоготелеграфиста, – заметила Полина Андреевна.

– Это еще что. Вы бы послушали, как онрассказывает про этот самый Вуфер (так называется планета) – куда там Свифтувкупе с Жюль Верном! Какие живые детали! Какие технические подробности –заслушаешься. А язык! Он дает мне уроки вуферского языка. Я стал специальносоставлять глоссарий, чтобы его поймать. Что вы думаете? Он ни разу не ошибся,помнит все слова! И грамматика удивительно логична, гораздо стройнее, чем влюбом из знакомых мне земных языков!

Лисицына сцепила руки – так ей было любопытнослушать про другую планету.

– А как он объясняет свое возвращение?

– Говорит, его сразу предупредили, что берутна время, погостить, и вернут обратно целым и невредимым. Еще он утверждает,что гостей с Земли на Вуфере перебывало немало, просто большинству стираютпамять, чтобы не создавать для них же самих трудностей при возвращении. А мойпациент попросил оставить ему все воспоминания, за что теперь и терпит. Кстати,напомните мне рассказать вам другой случай о причудах памяти…

Видно было, что Коровин сел на любимого конькаи теперь остановится нескоро, да Полина Андреевна меньше всего хотела, чтобы оностанавливался.

– Он говорит, что вуферяне наблюдают за жизньюна Земле уже очень давно, целые столетия.

– А почему не объявляются?

– С их точки зрения, мы пока еще слишком дики.Сначала мы должны решить собственные проблемы и перестать мучить друг друга.Лишь после этого мы созреем для междупланетарного общения. По их расчетам, этоможет произойти не ранее 2080 года, да и то в самом благоприятном случае.

– Ах, как нескоро, – огорчилась Лисицына. –Нам с вами не дожить.

Донат Саввич улыбнулся:

– Помилуйте, это же бред больной фантазии,хоть и очень складный. На самом деле никуда наш телеграфист не отлучался. Былна охоте с приятелями, подстрелил утку. Полез в камыши за трофеем, отсутствовалне долее пяти минут. Вернулся без утки и без ружья, вел себя очень странно исразу принялся рассказывать про планету Вуфер. Прямо с болота его доставили вуездную больницу, а потом уже, много месяцев спустя, он попал ко мне. Бьюсь надним, бьюсь. Тут главное в его логическом панцире дыру пробить, бредскомпрометировать. Пока не получается.

– Ах, как это интересно! – мечтательновздохнула Полина Андреевна.

– Еще бы не интересно. – У доктора сейчас былвид коллекционера, гордо демонстрирующего главные сокровища своего собрания. –Телеграфист хоть ведет себя обычным образом (ну, не считая того, что днем спит,а ночи напролет на звезды смотрит). А вот помните, я говорил про маниака,который, подобно мне в юности, хочет жить вечно? Зовут его Веллер, коттеджномер девять. Он весь сосредоточен на собственном здоровье и долголетии. Этот,пожалуй, доживет и до 2080 года, когда к нам прилетят знакомиться с планеты Вуфер.Питается исключительно здоровой пищей, строго высчитывая ее химический состав.Живет в герметично запертом и стерилизованном помещении. Всегда в перчатках. Яи прислуга общаемся с ним только через марлевое окошко. В психиатрическуюклинику Веллер попал после того, как добровольно подвергся операции покастрированию – он уверяет, что каждое семяизвержение отнимает двухсуточнуюжизненную энергию, отчего мужчины живут в среднем на семь-восемь лет меньше,чем женщины.

– Но без свежего воздуха и моциона он долго непроживет!