Но бывший правитель Карроховой пустоши не собирался так просто умирать: он резко пригнулся, уворачиваясь от копья, и сделал движение руками, как будто играл на арфе, – и тетивы луков леших порвались с печальными низкими звуками.

Завязался ближний бой. Козлоголовый ловко избегал ударов копий и топоров, точно отвечал копытами и рогами. Через пару секунд все лешие сидели на земле, почесывая ушибленные места, а сатир бежал к пещере. Лишенный возможности помочь моим лесным друзьям ранее: уж очень плотным строем они атаковали нашего полуночника, не подступиться, теперь я наконец мог быть полезным: бросился следом за беглецом. Я почти догнал поганца, уже руки протянул, чтобы его сцапать возле входа в убежище.

Но зеленомордый, не оборачиваясь, подпрыгнул и ткнул назад рогами. Спасая зрение, мне пришлось остановиться. Этой секунды копытному хватило, чтобы юркнуть в пещеру. Я устремился следом. Вбежал в полную тьму, но где-то в следующей пещере горел светильник, распространяя слабый свет. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы я, не спотыкаясь, добежал до следующего прохода. Как только я вбежал в круг, очерченный светом, все вокруг заволокло знакомым сизым дымком, который тут же полез мне в ноздри.

Но я заранее залепил их воском и, не дыша, продолжил движение. В очередной подземной полости дыма не было, козломордый стоял в середине каменного пола и явно меня поджидал. Я судорожно вдохнул ртом, набрал полную грудь воздуха и… рухнул на колени. Тело стало непослушным. Голова безвольно ткнулась в острые камни. Сатир наблюдал за мной и издевательски мемекнул:

– А дым-мок бывает и бесцветным, Василий!

Его дребезжащий голос показался мне знакомым, но через секунду я потерял сознание и не сумел его узнать.

Пробуждение после дымка, как и прошлый раз, было безболезненным для тела, но очень неприятным для достоинства: я сидел абсолютно голый, прикованный цепями к деревянному креслу, ножки которого были прикручены железными болтами к стальным пробоям, вколоченным в каменный пол. Я был все в той же пещере, освещенной масляной коптилкой. Напротив меня на стуле сидел… Косматко, положив ногу на ногу, и внимательно меня разглядывал.

– Привет, Тимофей Тихонович! Вот уж рад, так рад! Ты вовремя! Чего расселся? Давай, помогай! А где поганец-то рогатый?!!

Косматко посмотрел на меня с сочувствием, как на больного, и… проблеял:

– Ме-е-не обидно, что вот из-за такого тупня все мои замыслы пошли коту под хвост! Только родственными связями и можно все это объяснить! Жаль, что тебя грохнуть не удалось до того, как ты договор со своим папашей успел подмахнуть. Теперь это посложнее будет, многократно! Как же ты мне надоел, Тримайло, слов не хватает. Задыхаюсь! Сколько на тебя сил и энергии положил: после обучения под видом экзамена болванов на тебя напустил – не сработало, чуть сам не разделился! Огневицу подослал, так ты ее трахнул, и все! А сгореть должен был дотла! Еще и сородичи ее служить отказались, мол, за русскими сила, вон как дерутся… слуги огня называются – трусы поганые! Собак деревянных оживил и науськал, целый полк – впустую! Еще самого покусали, твари безмозглые! А какое побоище в Славене ты мне испортил?!! Когда я в башню мрассу провел и флаг поменял, ведь вы же по такому сигналу толпу городских людишек должны были в капусту посечь!!! А наутро Аман бы город спалил, к бабке не ходи! А в результате? Ты с этими мрассу чуть не лобызаешься, из одной чаши пьете… И все это делает вот этот драматический взмах ручонок в мою сторону – недоумок недалекий! Ты хоть понимаешь, как ты меня допек, до самых костей?!! Тебя только одного и боялся, думал, что вот-вот догадаешься! Да где тебе! «Давай помогай», – передразнил он меня.

А я только глазами моргал в полном ошеломлении. После рассказа Косматки все действительно встало на свои места, но что теперь с этим порядком делать?!! Я смотрел на своего наставника в боевых искусствах, проникаясь жгучей ненавистью, пытался разорвать цепи, но только скрипел зубами от бессильной злобы. Моя цель была от меня в нескольких метрах, но так же недосягаема, как и раньше.

– Ладно, ты тут посиди, а мне пора и отдохнуть, выспаться, следующей ночью к княжичу идти, поди, соскучился, давно не встречались! Какие же ты уморительные рожи строишь, Васька, по тебе балаган плачет! – сказал Косматко-сатир и вышел из пещеры.

Хороший тренер у княжеской дружины, нечего сказать!

Стало очень тихо. Слышно было, как гудит, выгорая, масло в светильнике да где-то капает вода.

Но очень скоро к этим звукам добавилось какое-то хлюпанье и ерзанье, негромкое, но очень противное. В пещеру вползло огромное нечто, размахивая целым снопом щупалец, выраставших из бесформенного тела. Спереди и посередине этого мягкого мешка распахнулась круглая пасть, набитая острыми длинными зубами, покрытыми серой слизью, стекавшей прямо на пол. Эта штука вползла в круг света от светильника и застыла, слабо шевеля многочисленными конечностями. Я пошевелил ногами, цепь звякнула, и тварь неуверенно двинулась в мою сторону. Я замер, застыл и мешок. Как видно, этот склизкий ком ориентировался на звук.

Не шевелясь и едва дыша, я лихорадочно обдумывал пути спасения, но ничего путного в голову не лезло. Я думал только о том, какие же у твари огромные пасть и клыки, а еще о том, пройду ли я туда целиком или по частям. Липкий животный страх взял меня крепко за мошонку и сердце, леденя конечности и сжимая анус.

«Дрожишь, скелет, – привычно прозвучало в голове, – ты дрожал бы еще сильнее, если бы знал, куда я сейчас тебя затащу», – пришел на помощь маршал Тюррен, спасибо тебе, отважный гасконец!

Врешь, зубастый мешок с соплями, не запугать тебе Ваську Тримайло! Тем более что где-то каплет влага жизни, справедливая и непобедимая.

Стоило мне вспомнить о своей водяной стороне личности, как капель стала сильнее, создавая «белый шум». Пучок щупальцев шевельнулся, тварь заерзала на месте. А! Не любишь! Где-то там, в темноте, уже журчал ручей веселым ободряющим голоском, абсолютно заглушая все звуки! Я побрякал ножной цепью – зубатка даже не напряглась на звук!

Но понимая, что время терять не следует, чудовище перешло к активным действиям: с размаху выбросило два щупальца в мою сторону. Слизистая плоть растянулась невероятно, и две серо-зеленые плети хлестнули правее меня и ушли куда-то за спину. Раздался громкий хлопок и шорох сыплющихся камней. Я изо всех сил навалился вправо, кресло заскрипело, но выдержало, потом я сделал такое же усилие влево, кресло заскрипело еще жалостнее, но тварь замерла, прислушиваясь! И тут вновь взлетели плети, но двигались они параллельно полу, по горизонтали, как коса. От чудовищного удара ножки кресла сломались, и я упал на бок, потрясенный, но невредимый. Меня швырнуло ближе к мешку с веником щупалец, но он этого не понял и ударил своим оружием по месту, где я только что был. Обломки ножек кресла глубоко впились в серо-зеленую плоть, хлынула черная кровь. Тварь завизжала и стала беспорядочно молотить щупальцами по этому месту, только камни и осколки дерева полетели во все стороны. Я пополз, толкаясь ногами еще ближе к твари. Она перестала бить куда попало. Я замер, изучая свои кандалы. Ноги были скованы между собой, а цепь намотана на ножки кресла так, что я могу ее просто снять и размотать, а вот с руками хуже – запястья и предплечья были надежно прикручены к дубовым подлокотникам кресла.