— Девочка моя хорошая… моя… — Твоя… А ты мой, мой! — …больно без тебя… жесть адова… сердце вон… — И мне. И сердце вон, и душа в клочья. — Моя… моя… поняла? Никому… слышишь? Никому…

Волны-толчки становились все чаще, рваными, теряя плавный ритм, внутри все сжималось жестче-жестче, разгонялось, неслось уже неудержимо, так что не было сил больше терпеть, и я заметалась, не зная, как спастись от еще одной волны. Той самой последней, что расшибет меня вдребезги. Но сильное тело надо мной, плоть внутри меня, рот, что целовал без остановки шею, задранный до предела подбородок — все это сумасшедше сладкая западня, что надежно удержала, не дав ускользнуть. Никакого спасения, никакой пощады, только эйфория, что захлестнула окончательно, отправляя почему-то не на дно, а в безвоздушное пространство где-то высоко-высоко, где мое тело не имело веса. Его вообще не стало самого по себе, только нечто единое с другим телом, родным, сильным, содрогающимся с моим в унисон в нашем общем наслаждении.

Пару минут мне казалось, что я превратилась в какое-то желе или вовсе жидкость, и Антон вплавился в меня, погрузился, подчиняясь гравитации, перемешав нас совершенно, и мы ни черта потом не разберемся, где чья конечность, и не разделимся обратно. Но это заблуждение мгновенно рассеял гулкий удар по двери и голос Корнилова:

— Господин Каверин, попрошу вас выйти из комнаты Елизаветы!

Я вылетела из-под мажора, будто была смазана жиром, хотя, учитывая слой пота, недалеко от истины. Чуть не грохнулась, споткнувшись о свой же ботинок, заметавшись в панике диким взглядом. Корнилова, славатехосподи, в комнате не было, а Антон успел поймать меня за локоть и уронил задницей обратно на кровать.

— В душ сходи, успокойся! — ровно велел он, поднявшись и начав невозмутимо приводить свою одежду в порядок. — Я пойду разберусь, а ты спускайся, как будешь готова.

— С ума сошел? — зашипела я, дерганно принявшись натягивать обратно трусы и шорты. — Сиди тут, я сама сначала…

— Лись! Херни не городи! — отрезал он и пошел на выход.

— Стой говорю! — придушенно взвизгнула, откровенно паникуя уже, и, едва успев застегнуть ширинку, повисла у него на локте.

Вот так мы и предстали перед Корниловым, Камневым и Боевым — потные еще, взмыленные и растрепанные, шмотки мятые, сексом пахнущие за километр и босые.

— Миха, не жести, дети тут и жены ведь, — негромко сказал Яр, подперший мощным плечом стену. — Да и мебель я свою люблю.

— О, обои точно под замену. Не моющиеся же они у вас тут, — хохотнул Боев.

— Компенсирую, — практически выплюнул Корнилов, следуя пристальным и каким-то таким стылым взглядом по Антону с головы до ног, что меня аж жутью пробрало. Я его никогда таким не видела. Мой Корнилов — конкретный и местами строгий дядька, но этот вот уже реальный монстрила, с однозначным желанием калечить и убивать в глазах.

— Не нагнетайте, не обоссусь, — все так же без малейшей нервозности ответил трем реально превышавшим его в живой массе и мастерстве костоломства бугаям мой мажор. Нет, он ни разу не дрыщ и постоять за себя может, видела собственными глазами, но алле, ни одному из этих головорезов не противник.

— Корнилов, это все не то, что ты ду… — рванула я вперед, но гадский мажор технично перехватил меня поперек талии, развернул в мгновение ока и направил обратно в комнату, куда я и влетела по инерции собственного движения. И прежде чем развернулась, дверь передо мной захлопнулась.

— Все именно то, чем выглядит, — раздался с той стороны голос Антона. Он что, самоубийца, бл*дь?!

— Да вы ох*ели, что ли! — завопила я, врубившись в дверь плечом. Она дрогнула, но не открылась. — Какого хера!

— Для меня это выглядит как паскудное совращение невинной девочки прожженным бабником… — отчеканил невидимый мне Михаил, повышая градус моего страха своим ледяным тоном.

— Да никто меня не совращал! — заколотила я кулаками по дереву. — А ну открывайте!

— …Что усугубляется еще и тем, что девочка находилась в нестабильном психическом состоянии из-за стресса и страха смерти… — продолжил, не обращая внимания на мои вопли, Корнилов сухо, будто патроны вгонял в магазин, готовясь моего мажора пристрелить.

— Да сам ты псих, Корнилов! — взбесилась я, развернувшись и начав колотить пятками. — Я совершеннолетняя, гады! Право имею с кем хочу! Открывайте!

— Согласен, со всеми пунктами обвине… — с явной насмешкой начал Антон, но осекся, и за этим послышался глухой бум о стену, его рваный выдох и шипение “сука-а-а-а!” мажора.

— А-а-а-а-а-а-а-а! — завопила и забилась я уже истерически. — Не троньте! Не смейте!!

— Вношу предложение: перенести продолжение нашей беседы, господин Корнилов, куда-нибудь в другое место, — прохрипел Каверин. — Камнев, побудешь тут? Хреново иметь двери без замков, учти на будущее.

— Сволочи! Я вас всех убью! Анто-о-он! — завывала я.

— Лись, все нормально! Мы поговорим, и я вернусь, — сказал он мне через дверь.

— Я бы на вашем месте на это не рассчитывал, господин Каверин.

— Корнилов, миленький, родненький, не надо-о-о! — перешла я на мольбы. — Не трогай его! Это все я! Я сама! Корнилов, ну, пожалуйста-а-а, сука-а-а!

— Лиза, не ругайся! — Вот и весь ответ.

Ах вот вы как, значит! Ну сами нарвались!

Метнувшись к окну, я его распахнула и, вывалившись почти по пояс, заорала, что есть сил:

— Роксана-а-а! На помощь! Они Антоху убиваю-у-ут!

Краем глаза засекла, как в комнату ворвался Яр и ломанулся ко мне. Да счаз! Я плюхнулась задницей на подоконник, стремительно развернулась и через секунду уже стояла на карнизе, продолжая орать.

— Ро-о-окси-и-и! Помоги-и-и! Спаси-и-и!

Камнев вывесился в окно и принялся требовать, чтобы я немедленно вернулась, перемежая уговоры отборным матом. Внизу появилась Роксана с перепуганным лицом, Катя с ревущим Егором на руках, Шаповалов и еще кто-то, мне похер.

— Гризли, я вас поубиваю! — зарычала Камнева, присоединяясь к моим угрозам, и ткнула пальцем в меня: — А ты живо вернулась назад!

— Не пойду! — уперлась я. — Пусть они моего мажора отпустят и трогать не смеют!

Камнев из оконного проема пропал, зато появился Антон. Вокруг рта кровь размазана, побледневший, глаза по кулаку, но в остальном целый. И тут же начал вылезать ко мне со своим “Ли-и-ись!”

— Ты долбанулся! — заверещала я. — А ну обратно залазь! Нас двоих не выдержит!

— Ну сдохнем тогда по Шекспиру, и похоронят нас вместе! — оскалился дурной камикадзе, протягивая ко мне руки.

— Лизавета, а ну живо вернулась в комнату! — это уже Корнилов за спиной Каверина загрохотал.

— Слово дай, что ты его не тронешь! — потребовала я.