учёным, автором известных во всём мире книг. Он ведь тоже их знал почти наизусть, и с этой стороны разоблачения не боялся. Внешне-то братья были похожи почти как близнецы.

Кроме того, он знал, что у Дмитрия есть по меньшей мере две практически готовые работы, которые оставалось только немного отредактировать и издать. Если бы он оставался Владимиром, вряд ли эти книги увидели бы свет, а так – их бы точно напечатали.

Но полиция возбудила против Владимира уголовное дело по подозрению в убийстве его брата Дмитрия. И вот теперь он то ли в следственном изоляторе, то ли под домашним арестом, а тело Дмитрия направлено на экспертизу, устанавливают причину смерти.

Татьяна пришла в ужас. Сразу вспомнились настойчивые расспросы Размежлицкого о действиях полиции при расследовании убийства Жени. Так вот что он, оказывается, задумывал!

Видимо, он решил, что полиция, занятая свалившимися на неё в огромном количестве проблемами, не будет внимательно разбираться в таком простом деле, как смерть от сердечного приступа рядового работника мэрии. Смерть брата будет выглядеть как естественная, вскрытия проводить не будут.

По версии правоохранителей, Размежлицкий заманил Дмитрия на дачу, каким-то образом заставил выпить таблетки и коньяк, и выдал себя за брата врачам, полиции и родственникам.

«Странно, конечно, всё это, – думала Татьяна. – Ну не похож Владимир Размежлицкий на убийцу! Поверхностный, легкомысленный человек, любитель красивой жизни – как он её понимал. Деньги для него, похоже, проблемой не были. Или были? Чужая жизнь – потёмки».

Татьяне не нравился этот человек, но всё же не верилось, что он способен на такое страшное преступление, как братоубийство.

Однако ещё через неделю поступили новые сведения на эту тему. Смерть Дмитрия признали естественной. Было установлено, что, находясь на даче, он выпил всего две таблетки для снижения давления, которые постоянно употреблял, да и коньяка тоже очень мало – крохотную рюмку.

Дмитрий Размежлицкий до этого напряжённо работал на даче несколько дней над своей новой книгой, питался кое-как. Возможно, таблетки и спиртное вызвали сердечный приступ, а может, и без них произошёл бы инфаркт. Обвинение в убийстве с Владимира сняли.

Дальше вступили в дело те самые родственницы, которые, собственно, всю кашу и заварили. Семейный совет клана Размежлицких после ряда заседаний постановил, что единственный потомок мужского пола этого древнего рода не должен сидеть в тюрьме, что бы он ни сотворил.

И неугомонные старушки со всей присущей представительницам этого семейства страстью начали кампанию по освобождению и оправданию узника.

На помощь были призваны близкие знакомые – юристы и врачи, обладатели громких имён и регалий, которые в два счёта доказали, что Владимир действовал в состоянии шока от смерти любимого брата. По их версии, у него произошло что-то вроде помешательства с переносом личности (использовались сугубо научные термины из области психиатрии, психиатры тоже нашлись знакомые).

Правоохранители под таким натиском бесславно отступили и выпустили из своих когтей последнего из Размежлицких.

Самое интересное, что бабули в конце концов сами уверовали в полную невиновность Владимира, а его крёстная вообще стала называть его небесным братом святой Ксении Блаженной. Ибо та ведь тоже после смерти мужа облачилась в его одежду и назвалась его именем. Чем же наш-то Володечка хуже?

Даже попытались предложить священнику, который был свидетелем всего этого «чуда», рассмотреть вопрос о признании Владимира святым. Но это было уже слишком, еле-еле старушек утихомирили.

Размежлицкий появился на работе в своём обычном виде, как ни в чём не бывало. Сразу же подошёл к Татьяне и снова задал вопрос о покупке портативного компьютера. Сказал, что его брат умер, и его долг – закончить последнюю книгу. И ему потребуется помощь в обработке материалов.

Говорил он громко, явно на публику, и Татьяне показалось, что её втягивают в какую-то непонятную ей игру Она довольно резко ответила, что не знает мест продажи компьютеров и помочь ему ничем не сможет. После этого Размежлицкий, казалось, потерял к ней всякий интерес, чему Татьяна была несказанно рада. На работе он появлялся теперь ещё реже, выглядел при этом озабоченным и каким-то увядшим. Татьяна однажды случайно услышала разговор двух сотрудниц, они обсуждали изменения в поведении Владимира. Одна другой говорила со смехом:

– Представляешь, семейство ему поставило условия: мы тебя отмазываем от всех обвинений, а ты взамен обязуешься жениться и продолжить род Размежлицких. Срочно ищи себе жену, твои бабы на эту роль не годятся.

В противном случае, пригрозили родственники, если будешь тянуть с женитьбой, мы сами тебе подберём невесту, которая родит наследника фамилии. Только на этих условиях мы тебе и книгу закончить поможем, наймём кого-нибудь из научных сотрудников, кто по этой теме работал.

«А иначе ничего издать не дадим», – такой приговор вынес семейный совет старейшин. Вот теперь Вольдемар и ходит грустный, придётся с весёлой жизнью распрощаться.

«Наверняка эта история ещё будет иметь продолжение, – подумала Татьяна, – не так прост Размежлицкий, чтобы позволить себя женить с целью сохранения рода, обязательно придумает что-нибудь».

Через несколько месяцев работы Татьяна поняла, что вся эта «мэрская» деятельность не для неё. Ну не создана она для бюрократии. Механическая работа стала удручать однообразием и какой-то бессмысленностью.

В комитет приходило множество людей с надеждой решить свои проблемы, их выслушивали, просили написать заявление и обещали рассмотреть вопрос.

Вопросы действительно рассматривались. Собиралось заседание комиссии, на которое приглашался соискатель с группой поддержки; Татьяна или её коллега вели протокол. Решение никогда не оглашали, обещали сообщить о нём позже. И на этом для заявителя всё заканчивалось.

Что происходило дальше, от Татьяны было скрыто, но на её памяти ни один проситель удовлетворён не был, по разным причинам. А среди них были известные в городе люди, которые искренне верили, что новая власть что-то решит.

О результатах деятельности городского правительства, возглавляемого Анатолием Собчаком, Татьяна могла судить точно так же, как и все остальные горожане – только лишь по некоторым изменениям в жизни города. Главным достижением, с точки зрения её и других «обывателей», было разрешение продовольственного кризиса. Еда появилась в магазинах и на рынках, какого качества – вопрос ни у кого не возникал, главное, продукты снова стало возможно купить.

Ленинградцы-петербуржцы с интересом пробовали просроченные йогурты в красивых баночках, мягкое «масло» в удобных лоханочках, майонезы и соусы в тубах, какие-то совершенно безвкусные кексы и печеньки со сроками хранения по 24 месяца… Это уже потом, через год или два, стало понятно, что вся эта синтетическая дешёвка просто вредна для организма, но в тот момент прилавки радовали непривычным разнообразием.

Мэр, по-видимому,