Все головы повернулись в сторону Пино, который при этих словах приосанился.

— К сожалению, наши сыщики именуют себя великими мастерами только на своих визитных карточках, — продолжал Хирн.

Пино это задело, и он воскликнул:

— Можете спокойно ехать! Через неделю вернетесь, и я предъявлю вам вора.

Хирн недоверчиво улыбнулся:

— Мне приятно это слышать, но я не верю.

Не только Пино, но и все члены клуба приняли слова Хирна, за оскорбление. Пино отступил на шаг и гордо произнес:

— Я никому себя не навязываю.

— Тогда пари! Кто хочет держать со мной пари? — воскликнул Хирн.

Тот самый господин, у которого во время рассказа Пино выпал из рук стакан с виски, торжественно заявил:

— Держу пари на сто пятьдесят тысяч марок, что Пино в течение недели задержит вора.

— Согласен! — сказал Хирн, и они ударили по рукам.

Затем Хирн поспешно удалился, оставив Пино и всю компанию в большом волнении. На этот раз Хирн вышел через парадный вход. Внизу его с нетерпением ожидал Петер.

— Через десять минут отходит поезд.

— Я знаю. — Хирн вскочил в автомобиль. — Пусть шофер гонит вовсю!

Автомобиль остановился у Штеттинского вокзала.

— Отправьте багаж в Копенгаген! — громко распорядился доктор и поспешил к кассе.

— Есть ли в поезде на Копенгаген вагоны третьего класса? — спросил он кассира.

— Нет.

— Тогда ты поедешь вторым классом! — крикнул он Петеру.

Петер удивился, что доктор Хирн против обыкновения говорит настолько громко, что окружающая публика обратила на них внимание.

— Да, чуть не забыл! — сказал он, заметив по дороге вокзального швейцара.

Он достал «вечное перо» и набросал телеграмму:

Петер хотел сам сдать телеграмму, но Хирн обратился к швейцару.

— Может быть, вы будете так добры? — спросил он и протянул ему телеграмму. — Это будет стоить одну марку и восемьдесят пфеннигов. Вот вам три марки.

Швейцар поклонился и обещал тотчас же сдать телеграмму. Затем Хирн и Петер поднялись по лестнице и прошли через контроль.

— Где стоит поезд на Копенгаген? — спросил Хирн, хотя это было ясно написано на дощечке.

Служащий указал ему поезд.

— Спальный вагон, номер одиннадцать, место пятое! — крикнул доктор Хирн Петеру.

Петер, несший вещи Хирна, влез в вагон. Он хотел уже положить чемодан на место, как вдруг Хирн вплотную подошел к слуге и сказал коротко и решительно:

— Раздевайся!

— Как… что… я?

— Живо!

Петер удивленно и растерянно начал раздеваться, а Хирн продолжал:

— Ты поедешь без меня. И поедешь, под моим именем. Теперь вы доктор Хирн.

— Я… я… должен…

Не обращая внимания на растерянность Петера, Хирн открыл один из чемоданов, достал оттуда костюм и продолжал:

— Надевай!

Петер исполнил приказание и в крайнем изумлении натянул на себя брюки доктора Хирна. Затем Хирн подал ему пиджак и жилет.

— В Копенгагене ты наймешь себе лакея и будешь вести себя так, как обычно веду себя я. Мои чемоданы в твоем распоряжении.

Затем Хирн снял шубу и надел ее на Петера, который ничего не соображал.

— Как на тебя шили! — заметил Хирн.

— Я должен в этом…

— Посмотри, что у тебя в правом боковом кармане! — приказал Хирн.

Петер послушно вынул бумажник, который тут же протянул Хирну.

— Нет, бумажник остается у тебя! — решил Хирн. — Ты найдешь там все, что нужно. Из Копенгагена телеграфируй моей жене: «Остановился Метрополь отель, вернусь пятницу вечером 10 часов 32, Лэртский вокзал. Сердечный привет. Хирн». Это все.

Петер беспомощно кивнул.

— В день отъезда вы закажете в фирме «Конс и Ко» живого тюленя, которого тебе доставят в гостиницу. Тюленя ты сдашь в багаж на Берлин.

У Петера потемнело в глазах.

— Веди себя как благовоспитанный человек и окажись достойным моего имени! До пятницы вечером ты останешься в Копенгагене. В субботу вечером в десять часов тридцать две минуты я встречу тебя на вокзале. Если ты не вернешься вовремя или будешь по дороге делать глупости — уволю.

— Но я…

— Без возражений! Ешь и пей, что и сколько захочется, только не заводи по возможности никаких знакомств. В моем бумажнике ты найдешь четыре тысячи крон. Это больше того, что можно израсходовать за восемь дней.

Хирн быстро надел пальто Петера, высоко поднял воротник и надвинул на глаза его фуражку. Затем открыл дверь, подал Петеру руку и, крепко, пожав ее, громко сказал:

— Счастливого пути, доктор Хирн!

Он выскочил из вагона в тот момент, когда поезд тронулся. Хирн, не оглядываясь, направился к выходу из вокзала.

* * *

Между тем в гольф-клубе уже пили за победу Пино, в которой никто не сомневался. Вскоре знаменитый сыщик отбыл на виллу Хирна. Прислуга собралась в передней и ожидала возвращения доктора. Вместо него приехал Пино. Сначала к нему отнеслись с подозрением, но, когда стало ясно, что Пино — сыщик, слуги начали рассказывать, перебивая друг друга, историю нападения.

В конечном итоге Пино пришел к заключению, что тут было совершено не меньше десять различных ограблений — такими разными были показания свидетелей. Пино решил заняться уликами и начал с разбитого стекла. Так как Фифи утверждала, что стекло было выбито после грабежа, за мгновение до выстрела, то знатный криминалист Пино заподозрил фрейлейн Фифи в укрывательстве преступника. К несчастью, часть мужчины подтвердили показания Фифи.

Тогда Пино решил, что хорошенькая камеристка убедила сослуживцев в своей правоте с помощью женских чар или же все эти свидетели тоже принимали участие в заговоре. Пино выказал все свое искусство, спрашивал и переспрашивал, пока не запутал Фифи до того, что она стала отвечать неуверенно и под конец созналась, что, может быть, и ошибается. Таким образом, предположение, что преступник влез в разбитое окно, подтвердилось благодаря вещественным доказательствам и сбивчивым показаниям прислуги.

Большое значение имела кепка, которую внимательный взгляд Пино заметил среди осколков в непосредственной близости от окна. Но Пино не заслуживал бы титула короля сыщиков, если бы бросился необдуманно к этой находке и торжествующе поднял бы ее. Если возлюбленный Фифи действительно был преступником, то у нее было достаточно оснований попытаться спрятать головной убор, который мог бы выдать преступника.