Закличь своего чада милого…»

Только Пресвятой Богородице вдвоём с матерью Василия и удалось наконец его унять. Струны позвенели – будто струи могучего Волхова, что тёк тысячу лет назад и будет течь через тысячу, будучи свидетелем возрастания и падения, удали и подлости людской, – и смолкли. Какое-то время было тихо, а потом мужики закричали, застучали ножами и чашами по столу. Кто мог дотянуться – хлопал Вояту по плечам и спине.

– Кирюха, а корчага-то пуста! – выкрикивал на том конце стола Арсентий.

Вояте подносили чары вновь принесённого пива, мёда, выбирали лучшие куски мяса. Он ухмылялся в ответ на похвалы – тщеславия среди его «похотей» не было, – и старался не показать, что душа его и сейчас там, над Волховом носится, над мостом, на который не раз уже проливалась и его собственная кровь…

Пока Воята пил, кто-то осторожно потянул его за полу. Обернувшись, он увидел Ирицу – одну из местных девок. Не слишком красивая лицом, с огромными серыми глазами на скуластом лице, она, однако, славилась длинной косой очень светлого, почти как чёсаный лен, цвета, из-за чего завистницы болтали, что-де она льняную кудель в косу заплетает для пышности. Не слушая болтовни, Ирица всегда держалась гордо и цену себе знала. Она только вошла со двора, и от её желтовато-белого овчинного кожуха веяло холодом и свежим снегом.

– Попович, тебя баба Параскева зовёт! – проговорила она, наклонившись к самому уху Вояты, так что он ощутил прохладный запах её косы и тепло дыхания на щеке.

– Случилось что? – Воята наполовину обернулся.

– Ничего, а пойдём к нам. Что ты здесь засел, со стариками? Мы там личины делаем… нам бы поиграл, что ли!

– Ты, коза, лубяные глаза! – К ним придвинулся круглолицый Несдич. Как мужчина, вторую зиму женатый, он на девок смотрел с презрением. – Дай поесть человеку! Он вам не скоморох!

– А вам, стало быть, скоморох! – Ирица, не робея, упёрла руку в бок. – Сами парня замучите, а что ему с вами сидеть… старичье!

Пока они вполголоса перебранивались – за шумом пиршества вокруг их всё равно никто не слышал, – Воята успел утолить голод.

– Ладно, сейчас приду!

Ему и самому хотелось уже выйти из душной избы на воздух – от запахов горячей и остывающей пищи, от дыхания и испарений трёх десятков пьянеющих мужиков тут уже было не продохнуть.

– Кирюха, а корчага-то пуста! – слышал он уже несколько заплетающийся голос Арсентия, вслед за довольной Ирицей пробираясь к двери.

* * *

Уже почти стемнело, но темноту теснили прочь огни нескольких костров на площади. Сквозь проём заснеженного вала было видно, что и на посаде горят костры до самого оврага. Стоял шум и гул голосов: где-то играли на рожках, где-то били в бубен, где-то горланили песни, а у дальнего костра блеяли козой. Гулянье шло по всему Сумежью: во многих избах сидели гости, ходили от одного стола к другому, иной раз прихватив и хозяев.

У крыльца Арсентиевой избы Воята задержался, глубоко вдыхая свежий холодный воздух; запах свежего снега мешался с запахом дыма костров, жареного мяса и прочей горячей снеди, коим несло из каждого оконца и двери. В вышине сияли звёзды, им отвечали такие же острые отблески на снегу. Казалось, сделай шаг – и пойдёшь по звёздам, будто те предки-деды, что давно умерли и живут где-то там, в вышине, глядят оттуда, как внуки здесь веселятся.

– Пойдём, ну! – окликнула его Ирица, беспокойно озираясь, как бы не увели желанную добычу.

Они тронулись через Погостище к Параскевиному двору. У костров дожаривали части бычка, разливали пиво из бочонка. В кругу у огня плясали мужики, подзадоривая друг друга. Вдруг раздался заливистый свист – из тьмы выскочили несколько бесов в звериных шкурах и попытались сорвать с рогулек вертел с частями туши. Пламя второго костра высветило волчью и козью шерсть, страшные личины, рога и хвосты.

– Чего ты, чего!

Надзиравший за мясом мужик, Лука, оттолкнул первого беса, но, видя, что их много и они лезут со всех сторон, схватил полено и стал обороняться. Невысокий и щуплый на вид, он, однако, был шустрым и отличался решительным нравом.

Завязалась возня; мужики бросили пляску и поспешили на защиту своего угощения. Вояту по привычке потянуло было вмешаться; вздохнув, он постарался задавить эти порывы.

– Это что ещё за бесы? – Воята глянул на Ирицу.

– Бесы озера Дивного! – со смехом бросила она.

– Что? – Воята развернулся к девушке.

Не то чтобы он ей поверил, но слегка пробрало дрожью: в этот снежный, звёздный, огненный вечер Тёмный Свет подошёл уж очень близко, и старинный вал Погостища, насыпанный при князе Владимире, не казался такой уже надёжной защитой.

– Не слышал, что ли? В Николины дни бесы из озера выходят и к нам на угощение жалуют. А потом старики ходят их угощать… У… – Ирица вдруг вскинула руку ко рту, будто пытаясь поймать последние слова.

– Куда ходят? – Изумлённый Воята подался к ней.

– Никуда! Это я так… у нас детей такими байками пугают – дескать, неслухов бесы в озеро уносят. Но в озере и вправду бесы живут. – Ирица сама придвинулась к нему, но гвалт вокруг не дал ей понизить голос. – У одних ноги коровьи, у других рога и уши козьи, и третьих морды медвежьи или хвосты волчьи. Они весь год на дне озера живут, а только два раза в год на берег выходят: в Ярилин день и нынче, на Никольщины. Так им велено…

Воята перевёл взгляд на потасовку у костра: мужики, сомкнув строй и вооружась поленьями, потеснили от костра и почти отогнали уступающих численно бесов. Продолжая свистеть, завывать и блеять, те отступили в темноту и швыряли оттуда снежками.

– Ну, пойдём! – Ирица потянула его за рукав. – Или бесов наших озёрных испугался?

Воята не то чтобы испугался, но её болтовня его взволновала. Что если во всём этом есть хоть немного правды – недаром Ирица смутилась, будто сболтнула лишнее. Или дразнит, морочит?

Раздумывая над услышанным, Воята не обратил внимания на лёгкий скрип снега позади. Зато ощутил удар – наподдали пониже спины, не так чтобы сильно, но обидно.

Обернувшись, Воята увидел ряженого: щуплый, вёрткий, как настоящий бес, в кожухе наизнанку, в личине с козлиной бородой и рогами, тот скакал перед ним и норовил боднуть. И при этом орал тонким противным голосом:

– А кто это тут такой важный идёт? А куда это он чужу девицу ведёт? А ну стой! Плати подорожный сбор!

– Ты что, мытник? – Воята