Не отвечая, шустрый бес забежал с другой стороны, стал скакать туда-сюда, загораживая дорогу и делая вид, что вот-вот забодает.

На горе стоит сосна,

Ветка к ветке клонится,

Парень девку обнимает,

Хочет познакомиться!

– распевал бес.

– Ах ты козлиная рожа! – возмущённо вскрикнула Ирица.

Воята резко вдохнул и стиснул зубы, чувствуя в лице знакомый жар.

– А ну посторонись! – Он шагнул к бесу.

– А то что? – спросил голос с другой стороны.

Хриплый, низкий, он звучал с угрюмым вызовом. По одному этому голосу Воята понял: к нему прицепились не шутки ради, а намерены как следует намять бока.

Только тут он заметил, что его обступила целая бесова рать, подобравшаяся из темноты: с десяток будет. Везде взгляд натыкался на берестяные и кожаные личины, рога и мочальные бороды. Но он был не тот человек, кого таким можно напугать: в груди вздымалось и ширилось злое, весёлое воодушевление. Дело ясное: мелкого и шустрого послали задержать и отвлечь, а сами обступили, будто волчья стая. Такое с ним и в Новгороде бывало – если зайдёшь один неосторожно на Торговую сторону да наткнёшься на тех, кому при прошлой стычке не повезло…

В крови вскипал боевой раж. Ударит первым тот, который сказал: «А то что?» Если этот не справится, навалятся толпой остальные, а податься некуда. Разговором тут дела не решить: что ни ответишь, от драки не отделаться.

– Да что вы к нам прицепились, проваливайте, козлодуи, потерчата болотные! – заверещала Ирица, тоже бывшая не робкого десятка.

– А что же витязь наш, сокол ясный, за девкин подол прячется? – заблеял ещё один «козел».

– Тепло ль тебе там, отроче?

«Бесы» мерзко заржали, а один вдруг резко подался вперёд и попытался выхватить у Вояты гусли. Опасаясь за подаренный крестным гудебный сосуд[47], тот отшатнулся, и «бесы» заржали ещё дружнее и громче. Заблеяли, засвистели, будто уже торжествовали победу.

Воята глянул на хриплого «козла» в упор. Здоровенный, почти как сам Воята, сутуловатый, с покатыми плечами, с длинными руками, с тёмной бородой, видной из-под мочальной бороды личины. На вид ох какой крепкий. Жилистые запястья выглядывают из слишком коротких рукавов полушубка, потёртого и продранного на плече, кулаки здоровенные, на левом виден вроде ожог. Да и попахивает от мужика дымом и горелым железом. Бес прямо из пекла? Скорее кузнец или молотобоец. Такой если вдарит, так уж вдарит. Но этого Воята не боялся – и сам не хворый. Вот только слово дал владыке Мартирию, что будет смирять «задорного беса», сидящего в сердце. За время пребывания Вояты в Сумежье бес и правда присмирел, а теперь оживился, поднял лохматую свою голову и радостно зашебуршился, предчувствуя волю и потеху.

– Держи! – Воята всунул в руки Ирице гусли и снова повернулся к бесам. – А драться с вами, люди добрые, я не буду.

Ты милёночек, телёнок,

Не мычишь, не телишься!

– проблеял тот шустрый где-то за спинами стоявших ближе.

Но Воята даже не глянул в его сторону. Лица вожака он не видел под личиной, но был уверен, что тот ухмыляется.

– И не надо! – добродушно ответил тот. – Мы щщас тебя вежеству поучим, чтобы по дворам не шастал, а потом и девку твою пощщупаем.

– Попробуй только! – крикнула Ирица. – Я про тебя, Дёмка, всё дяде Арсентию расскажу!

Так это Дёмка – подручный кузнеца Ефрема. Ефрема Воята знал – тот был мужем Недельки и часто заходил к бабе Параскеве, но Дёмку Воята видел только издали, и тот посматривал на него без приязни. И понятно почему – Дёмка, драчун и затейник, был вожаком сумежских парней, а Воята, хоть на его власть не посягал, своей славой гусляра, грамотея и победителя нечисти всё же нанёс ему невольную обиду. Пришло время расплачиваться.

– Давай, удалец, вдарь! – Воята показал пальцем себе в правую щеку и даже слегка повернул голову, чтобы было удобнее.

– И что будет?

– Увидишь, что будет.

Воята глядел без робости и даже слегка ухмыльнулся. «Козел» Дёмка, не ожидавший такого, слегка растерялся, но повёл плечом, разминая левую руку.

– Поучи меня, – опять предложил Воята. – Коли ты старец учительный, я от науки-то не бегаю.

Кто-то невольно хихикнул, но в целом толпа бесов притихла, с напряжением ожидая, во что это выльется.

– Михайло-архангел, Гавриил-архангел, Никола милостив! – бормотала рядом Ирица, обеими руками прижимая к себе гусли и будто заслоняясь ими. – Снидите с небес и снесите ключи, заслоните меня железной дверью и заприте тридевятью замками, тридевятью ключами…

Дёмка тем временем примерился и, широко размахнувшись, вскинул кулак. «Сильный, но медленный», – успел подумать Воята, невольно чуть отклоняя голову. И в следующий миг ему прилетело – голова мотнулась, во рту появился противный привкус крови – щеку о зубы порвал. Зато сами зубы целы, и на ногах устоял.

Боевая злость поднималась из сердца, расходилась горячими волнами к голове и плечам. Стиснув зубы, Воята давил её, глубоко дышал – ещё не время. Сплюнул розовым на снег и с вызовом глянул на «козла»:

– А теперь – сюда.

Показал вторую щеку.

– И что будет? – беспокойно рыкнул тот и тут же ударил, уже не примериваясь.

Вояту шатнуло, повело, едва на ногах устоял, но выровнялся.

– А вот то и будет, – выдохнул он. – Сказано: если ударят тебя по правой щеке, подставь левую. Заповедь Господню я выполнил, теперь пеняйте на себя…

Дёмка, не дослушав, словно чуя, что его время вышло, вновь врезал с левой, зло и сильно, с широким замахом – но этот удар ушёл в пустоту. Присев, Воята пропустил кулак над головой, и сам ударил снизу вверх, складывая в него силу не только руки, но и всего тела, распрямляясь навстречу противнику. Кулак его врезался под бороду «козлу», будто молот; боднув воздух бородой, тот запрокинулся назад и рухнул плашмя.

Воята не стал ждать, пока остальные навалятся толпой. Боевой задор вспыхнул в нём, как тлевшее пламя, получившее свежую пищу и приток воздуха. Скакнул вперёд и в сторону, правой врезал под волчью личину мужику, что стоял возле Дёмки, а левой сграбастал за грудки какого-то «деда», притянул к себе и развернул, заслоняясь им от троицы, кинувшейся к нему. «Дед» тоненько заверещал, а Воята нагнул его, перехватив за шиворот, и с удовольствием наподдал ногой сзади, так что «дед» головой вперёд полетел навстречу своим подельникам.

– Па-а-аберегись! – весело заорал Воята, ощутив себя в привычной стихии.

Из троицы один споткнулся о «деда», другой вильнул в сторону. Воята не стал ждать,