тут же налетая на тихо подошедшего Николая. Брат был выше него практически на две головы, а еще старше и просто сильнее. Влад, даже если захочет, не сможет сбежать от него. Ему только и оставалось, что пятиться назад, надеясь, что Николая пришел не за ним, а просто взять лошадь для дела или тренировки.

Но голубые глаза безотрывно смотрели на мальчишечье, зареванное лицо. И была в них лишь нескрываемая ненависть.

— Теперь ты остался один, да, Владик? — с насмешкой спросил Николай, делая шаг вперед, мальчик оказался прижат спиной к стойлу. Призрак вновь обеспокоенно заржал.

Николай умело натягивал грусть на лицо при посторонних, но на деле он не любил свою мать. Она учила его доброте, учила смирению, рассказывала, что помогать другим — это правильно. Но он с детства плевал на ее учения, наблюдая за жестокостью отца по отношению к тем, кто ниже и слабее, и именно это привлекало его. А когда родился Влад, Николай и вовсе забыл, что у него есть мать. Решил, что теперь у нее новая игрушка в виде нового сына, так сильно похожего на нее. Хотя она все равно продолжала пытаться быть рядом, пыталась помочь его сердцу не впустить зло.

Николай презрительно фыркнул, когда заметил слезу, стекающую по красной щеке Влада. Он так и вонял слабостью, а Николай ненавидел этот запах. Он сгреб мальчишку за ворот рубахи и приподнял над землей. Ткань затрещала, впиваясь в шею Владу, он захрипел, пытаясь сопротивляться, но у него не выходило.

— В твоем возрасте я уже держал меч в руках, Владик. А что ты? Просто немощный мальчишка. В тебе ни духа, ни воли. Просто смешно, что ты сын Михаила Гордеева. Такой же сын, как и я, — Николай встряхнул Влада и позволил его ногам оказаться на земле. Мальчик с трудом сделал вдох, начиная кашлять, давясь собственной слюной, а парень продолжил. — Ты тоже должен был умереть, избавил бы нас с отцом от необходимости тратить на тебя еду и воду. Уверен, сдохни ты тогда, мамаша долго бы не протянула. Померла бы вслед за тобой. Такая же слабая корова, как и ее любимый сынишка. Тошно от вас, никогда не понимал, что отец нашел в ней. Хотя ее кровь во мне тоже есть.

Влад не смог сдержать собственного гнева, когда Николай говорил такие слова в сторону его мертвой матери. Он кинулся на брата, чудом повалил его на землю и принялся избивать слабыми кулачками. Лупил по лицу, царапая ногтями кожу.

Николай еле смог оторвать его от себя. Голубые глаза налились кровью.

— Я покажу тебе, кто главный! — прорычал он, хватая мальчишку за руки. — Я покажу тебе, кто сильнее.

Он с яростью в глазах и жестокой улыбкой на лице взглянул на серпы, которые так и продолжали висеть на дверях в стойла. С силой подтащил к ним Влада.

— Запомни эту боль, Владик. В следующий раз будет хуже, — он прижал дрожащие руки мальчика к заточенным лезвиям. Они легко разрезали кожу, напитываясь кровью. Влад завопил, что есть мочи, боль была настолько невыносимой, что он практически потерял сознание, перед глазами сверкали яркие искры. Позади него бился о стойло Призрак, желая спасти своего хозяина, но не мог пробиться наружу.

Николай отпустил своего брата, лишь когда тот обмяк и замолчал. С покорным Владом было уже не интересно возиться, он и так получил, что хотел.

Сплюнув в сторону истекающего кровью мальчишки, Николай расправил плечи и покинул конюшню. А Влад так и продолжал сидеть на земле, глядя, как кровь течет из его рук и смешивается с пылью.

Его нашли нескоро, бледного, измученного, раны промыли, но попала грязь с серпов, поэтому остались длинные, грубые шрамы. Но сейчас Влад не был против такой отметки, она напоминала ему, кем является его родной брат.

* * *

— Граница, — выдохнул Владислав, сидя на спине Призрака. Они с получаса брели по полю, на котором росла пшеница, пока еще зеленая и пушистая, но вскоре она начнет колоситься, а народ сделает запасы на зиму, чтобы пережить холода.

Но теперь путники смотрели на выжженные земли, стоя прямо у их границы. За их спинами продолжал гулять теплый, летний ветер, птицы весело парили в небе и пели свои песни. Веда скривилась. Вот как выглядел Мор. Она думала, будет что-то иное, более зловещее на вид, на деле Мор лишь выжигал и высушивал все, к чему может прикоснуться. Каждую травинку, каждый расточек и каждое дерево. Люди тоже гибли, но медленно и мучительно, кто-то держался дольше, не идущая следом за Мором болезнь все равно рано или поздно начинала изводить их. И практически все знахари или травники были бесполезны.

До Чернолесья было недалеко. Целый день пути и ночь где-то рядом с ним, а завтра они уже будут на месте. Пальцы Веды в предвкушении сжимали поводья, скоро все закончится. Они отыщут то, за чем Влада послали Вороны. Скажут, что надо сделать с Мором, чтобы его победить, или хотя бы остановить. Или принесут столь важные сведения, что столичные ученые сами разберутся. Да, они обязательно справятся, а потом направятся в Велекамье. На девичьих губах заиграла недобрая улыбка.

Девушка первой толкнула пятками чернью лошадку и пересекла границу. Ожидала, что по телу прокатится дрожь или в нос ударит неприятный запах. Но ничего не произошло, просто все вокруг медленно умирало, теряя жизненные силы.

К ней присоединился Влад, и они двинулись дальше. Под копытами лошадей громко хрустела высушенная земля и сухая, черная трава. Там, где до этого росла пшеница, было лишь голое, темное поле.

Эта часть Замковья заселена намного меньше, чем та, что за Хребтом. Все дело в плодородных землях и близости мест, где обитает страшная нечисть. Здесь мало деревень и еще меньше городов. Не считая Верхнего Горьевска, было еще четыре города, два из которых находились вблизи Чернолесья, в его северной и южной сторонах. Они выступали в роли крепостей, которые первыми встречали опасность и всяких тварей, вздумавших напасть на людей. В эти города часто отправляли Воронов на их задания.

Все жители здешних деревень трудились в поле или пасли скот. На них держалась жизнь в Замковье, пусть на той стороне Хребта тоже были поля, но только не давали они столько урожая.

А теперь здесь все гибло, да так стремительно, что люди и опомниться не успели, как зимний голод стал неумолимо подступать.

Веда, немного подумав, притормозила Весну, принялась копаться в сумке, что висела у нее на