– Ладно-ладно, сам решай. Пока, деда, – обнимаю его так крепко, как могу. – Сразу звони, если что. Пожалуйста.

– Договорились. Приземлишься – позвони.

Мне помогают загрузить огромный чемодан в багажник, а водитель ожидает пассажира, когда в спину прилетают слова деда:

– Встретишь Алексея – передавай привет. И напомни – он мой должник.

Внутри всё сжимается до коликов, когда слышу знакомое имя.

– Деда, навряд ли мы с ним встретимся. – Не произношу «никогда», не желая озвучивать то, что уже приняла для себя. К горлу вновь подступает вязкий ком, а от взгляда родного человека готова позорно разреветься, поэтому сажусь в такси и машу на прощание, пока дом не остаётся далеко позади.

В аэропорту ждёт неприятная новость: все рейсы отложены на неопределённое время из-за плохой видимости. Располагаюсь в кресле и включаю режим «ожидания». Спустя несколько часов понимаю, что лучше было бы сдать билет и вылететь в другой день, но не могу оторвать себя от кресла, уткнувшись взглядом в одну точку. Здесь никому нет до меня дела, а отсутствие расспросов и ненужного внимания делает аэропорт удобным местом для раздумий.

Нескончаемым потоком сыплются сообщения, что мне звонил Мельников. Такое чувство, что мужчина решил меня переплюнуть в количестве совершённых вызовов. А затем входящий вызов от него же ввергает в замешательство. Я могу объяснить, с какой целью пыталась до него достучаться, используя различные варианты связи, но теперь это не имеет смысла. Более не являясь работником «ТехЛайт», не вижу причин беседовать с Мельниковым, потому что мы автоматически выйдем на тему моего увольнения и его причин. А так как причиной является именно он, вряд ли нам обоим будет приятен данный разговор. Поэтому скидываю входящие звонки и ставлю телефон на беззвучный режим.

Спустя восемь часов и четыре стакана кофе, наконец, объявляют посадку на рейс, который должен был оказаться в Москве в одиннадцать утра, а теперь сядет в десять вечера. Даю отбой Кристине и пишу, что доберусь сама. Самолёт совершает посадку в Шереметьево с огромным опозданием, сразу беру такси и еду в нашу с Крис квартиру.

Не могу отделаться от мыслей о Лёше, перемалывая снова и снова события последних двух недель. А потом понимаю, что меня уничтожает – отсутствие завершённости. В любых отношениях важна эта самая завершённость. Точка, конечное слово или же действие, которое даст понять – это конец. Нельзя прерываться на той фазе, когда есть что сказать, отдать, подарить… Нужно испытать весь спектр: радость, печаль, взлёты, разочарование. Испить друг друга нужно до самого дна, и если идти рядом не представляется возможным, разбегаться, пожелав друг другу счастья. Когда всего невысказанного и несделанного остаётся в сердце слишком много, это приносит неимоверную боль, заставляя постоянно испытывать сожаление. Лёша оборвал всё настолько резко, что я застыла с этой чёртовой нежностью на вдохе, а отпустить по-настоящему не могу. Именно по этой причине и выдохнуть ещё долго не получится.

Открываю дверь квартиры, закатываю огромный чемодан, стараясь не разбудить Кристину, которой завтра на работу. Мне ещё предстоят рассылка резюме и множество собеседований, бо́льшая часть которых окажется безрезультатными. В прихожей горит одинокий светильник, оставленный для меня, иначе в темноте я бы уже множество раз на что-нибудь наткнулась и разбудила несколько квартир.

– Машка. – На меня налетает Крис, практически сбивая с ног. Обнимает и теребит мою косу, болезненно дёргая. – Я так соскучилась!

– Ты почему не спишь? – раздеваюсь и, схватив чемодан, плетусь в комнату. – Завтра на работу.

– Не-а, отпросилась. К тому же Катька мне смену должна. Пусть отрабатывает. А то подменить просит, а отдаёт с натягом. У меня столько новостей! – Подруга скачет вокруг меня, выхватывает из рук вещи и раскладывает на моих полках. – Мне Саша предложение сделал! Вот, – показывает правую руку, где на безымянном пальце сверкает безумно красивое колечко. – Свадьба через месяц. Ты дружка. Классно же?

Всей душой рада за подругу, которая очень надеялась на предложение от любимого человека. Но волна обиды накрывает в самый непредвиденный момент, я оседаю на пол и, не сдерживая слёз, закрываю лицо ладонями.

– Маш, Машка, ты чего? – Кристина садится рядом, прижимая меня к себе и поглаживая по волосам. – Машунь, что случилось?

– Он меня бросил… – выдавливаю между всхлипами.

– Кто?

Отрывистыми фразами, нелогичными предложениями, прерываемыми всхлипами, рассказываю подруге о моих приключениях дома, обрисовываю ситуацию с Лёшей и последствия, которые она наблюдает в данный момент.

– Маш, ну, может, очень срочно нужно было улететь?

– Крис, он провожал меня, уже зная, что через два часа улетит в Москву. Понимаешь? Он знал и не сказал. Не оставил номера, не спросил мой, просто исчез. Не планировал он ничего со мной. Прав был Горохов, он просто развлекался…

Неожиданно вспоминаю слова Сергея, которые сейчас кажутся своего рода пророчеством. Прав он был. Горохов знает Сказочника несколько лет, и к его мнению стоило бы прислушаться, чтобы не оказаться в подобной ситуации.

– Ой, а Горохов не развлечься хотел, когда полез целоваться? И это при наличии живой жены и троих детей! Козёл!

– Да нормальный он, – растираю слёзы по щекам. – Просто, когда меня видит, что-то щёлкает, и он становится одержимым.

– А это ненормально, Маш. Вот вообще. Не хотела бы я, чтобы мой Саша на кого-то так реагировал: увидел и пошёл не глядя, пуская слюни.

– Да не пускал он слюни! – возражаю, не сразу понимая элемент сравнения. – Ой, ладно. Какая теперь разница…

– Как говоришь, встретились? Расстелилась перед ним на снегу, а затем виделись лишь на улице?

– Ну да. А что?

– Знаешь, Машка, я считаю, что это настоящая любовь.

– Это почему?

– Потому что самые долгие отношения у тех, кто встретился зимой. Если вы понравились друг другу в толстых свитерах, ватниках, огромных куртках, дурацких шапках и с красным носом – это однозначно любовь!

– Он мне не сразу понравился. Точнее, сразу не понравился, а потом… – снова всхлипываю, уткнувшись в плечо подруги. То, чего при дедушке я позволить не могла, придётся вынести Крис, которая терпеливо вот уже больше часа слушает моё нытьё. – А ещё он тюбик с пастой не закручивает.

– Тебя это раздражает?

– Нет. Меня вообще ничего в нём не раздражает.

– Ты попала, подруга… – причитает Крис, отчего не становится легче, потому как я и сама понимаю, что Сказочника из мыслей и сердца быстро вытравить не получится. – Давай спать, а? Устала ведь, вижу. Целый день в ожидании рейса, перелёт, смена времени. Завтра поговорим.

Молча соглашаюсь, оставляю чемодан на полу, надеясь закончить его разбор завтра, и устраиваюсь в кровати. Смахиваю два неотвеченных от Мельникова. И зачем звонит? Смысл? Других дел нет, как только выяснять, кто его так усиленно домогался? Чувствую себя вымотанной и разбитой, поэтому засыпаю, как только в комнате гаснет свет.