ней…» Мысли заполнили малоприятные картины судьбы несчастной. И почему Шамаш привел его к злополучному фургону?

Он должен догнать Сурию, а не тратить время на сумасшедшего мудрого и его делишки. Следовало отвернуться и идти своей дорогой на восток. Время играло против него, а на кону стояло слишком многое. Что значила жизнь незнакомой женщины? Одна судьба, одно нарушение закона.

– Дерьмо!

Аран стиснул зубы и побежал. Он надеялся, что фургон еще получится настигнуть.

Холод, пронизывающий до костей, снег, хрустящий под ногами, – таким был ее дом, и таким он являлся ей во снах. Над бушевавшим морем возвышался город, в котором Сурия родилась и прожила всю жизнь – Нор Непокоренный. Лишь один узкий проход вел к Нору, построенному среди гор, и подойти к нему незаметно не могло ни одно войско. При жизни Сурии сторожевые башни ни разу не зажигали сигнальные огни, предупреждающие о скором нападении. Сражения оставались за границей ее мира. Сурия видела воинов, уходивших в походы и возвращавшихся с ценной добычей. После они долго восседали на шкурах в общих залах и делились захватывающими историями. Сурия слушала их, когда подавала еду с напитками. В тот час, когда она сделала первый вдох, ее уделом стали кухни и мозоли от разделочного ножа, а не меча. Мать Сурии была низкорожденной, а отец воином – нередкая ситуация для северного народа ашу'сатор, но, в отличие от многих, Сурию признали. Она жила в доме отца, пусть и прислуживала ему, а заодно своим братьям и сестрам, рожденным от женщины из рода воителей.

Отец был добр к Сурии: приносил подарки из походов, ласково трепал по голове и даже подпускал к общему столу, пусть и сидела она с краешку.

Достоинство, стойкость, холодное сердце и спокойный разум – этому учил отец. Используй меч разума прежде, чем вытащить из ножен сталь. Подпускай чувства, чтобы согреться, но никогда не позволяй вспыхнуть пожару. Заветы, создавшие ее, с годами превращались в пытку. Ее дразнили величайшей наградой, которую она не имела права получить. Братья и сестры осваивали искусство танца смерти, а она потрошила рыбу и варила бульоны. Жизнь, уготованная ей, начиналась и заканчивалась в натопленных комнатах, около очага, окруженного запахами стряпни. Выпавшую ей долю нельзя было назвать дурной. Но, натирая до блеска полы в залах предков, она неотрывно смотрела на статуи, на имена, которые будут повторять еще много веков, и собственная жизнь казалась ей никчемной.

Ушедших мирно не воспевали, их имена стерлись. Стоило низкорожденному испустить последний вздох – и о нем редко кто вспоминал. Тот, чье имя не провозглашали в залах, не заслуживал места на Полях Благочестия. Он вновь и вновь возвращался, чтобы еще раз попытаться прожить достойную жизнь. Не от того ли во взглядах отца проскальзывало огорчение?

Сурия знала, что отец забыл имя ее матери. В тот год прибыла делегация из западных земель. Отцу они почти понравились – народом ашу'амир правил разум, а потому они не нарушали выгодных договоров. Чужаки распылялись насквозь пропитанными фальшью улыбками, и все же презрение сочилось в каждом выверенном жесте. После их ухода отец повелел матери Сурии очистить дом и удивился, что у него, оказывается, есть такая работящая служанка. Он спросил ее имя, кинул монетку и ушел.

Настанет час – он забудет и Сурию. Напоминать о себе достойными деяниями не выходило. Братья и сестры уже блистали на полях сражений и обретали славу, а она…

Она продолжала жить. Разгружала улов с лодок, готовила, убирала, а потом, к своему шестнадцатилетию, стала смотрительницей огня. Каждый вечер до того, как горизонт пожрет солнце, шла на окраину Нора, к дому жрицы Исины – тот упирался в мощную стену, окружавшую город. Поблизости расположились дома других жрецов. Прочие горожане предпочитали держаться подальше – от жилищ жрецов их отделяло озеро, покрытое толстым льдом.

Исина была старше Сурии на десять лет и чем-то напоминала вечно удивленную морозную рыбу – наверное, большими глазами.

Дом Исина содержала в чистоте – по крайней мере, ту часть, что была на свету. Жрица не могла заставить себя протереть полы под кроватью или снять паутину из-за платяного шкафа. Сурия помогала ей. Приносила продукты, прибиралась, а потом вместе с хозяйкой развешивала на потолочные балки новые амулеты. Несколько сотен кругляшков с защитными символами покачивались от прикосновений сквозняка.

Сурия по обыкновению делилась с Исиной новостями – сама жрица не любила покидать дом. Пока Сурия пересказывала последние сплетни, Исина готовила для гостьи ее любимый чай с кисловатыми дикими ягодами.

– Воин Уру не показывается? – спросила жрица.

– Кому захочется, чтобы другие увидели твое горе? Его сын не вернулся из похода. Умер далеко от северных земель, и никто из воинов не отнес его сердце в родные края. Уру не выйдет из дома, пока на его лице читается скорбь.

– Его сын потеряет путь к Полям Благочестия. – Исина не попыталась скрыть удовлетворения.

– Знаю, ты думаешь, что Уру подстроил смерть твоей сестры, но…

– Это правда, Сурия, правда! Слуга, что поддерживал свет в ее доме… Уру приказал ему погасить все свечи! Это он!

Руки жрицы нервно подрагивали, круги под глазами стали еще темнее.

– Ты опять не спала.

– Я слышу их. Ощущаю их ненависть! Ненависть самих Ашу!

– Исина…

– Это ашури. Их освободили, выпустили из крипты. Теперь они пожрут нас.

Никто не знал, что именно освободилось из крипты на островах Зверя. Любой житель Нора мог увидеть их – черные берега ощетинившимися пиками выступали из бушующей воды. Три сотни лет назад туда отправилась экспедиция. Прославленные воины во главе с Эн-Меркаром искали сокровища, но нашли погибель. С островов Зверя вернулся один писец – полубезумный, как говорили хроники. Из его слов не получилось сложить цельной картины произошедшего. Он твердил о какой-то крипте, о безрассудстве Эн-Меркара, а потом отнял собственную жизнь.

Поход на острова Зверя не принес сокровищ, но изменил судьбу северного народа. Что бы ни жило в открытой крипте, оно скоро добралось до материка.

С приходом ночи вершители, что находились на заснеженных землях, упали замертво. Жрецы разделили их судьбу – спаслись лишь те, что были в то время рядом с костром или факелом.

Три столетия минуло, новые вершители не явились. Сменились поколения, и клятвы утратили силу. Тогда воины взяли то, что принадлежало им по праву – власть. Они вырвали ее из слабовольных рук высокородных и повели северный народ к славе.

А то, что живет во тьме ночи, никуда