– Это что-то типа элитарного партийно-комсомольского клуба,– объяснил он, – у вас в Москве начальство развлекается в саунах, а у нас вСибири предпочитают русскую парную.

– Никогда не видела голой партийной элиты, – хмыкнула Ольга,– ни московской, ни сибирской.

– Не думаю, что ты много потеряла, сестренка, – пожалплечами Митя.

– Должен вас предупредить, что парная там одна, общая. Ипредбанник тоже, – сообщил Волков, – но вы не волнуйтесь. Заходить в парнуюможно по очереди.

– А мы и не волнуемся, – пожала плечами Ольга, – мы несомневаемся, что вы, Вениамин, в неприличное место нас не поведете. Мы вамполностью доверяем. Правда, Лен, мы ему Доверяем?

– Конечно, – слабо улыбнулась Лена.

– А ваша партийная элита женского и мужского пола по очередизаходит в парную или все вместе? – поинтересовался Митя.

– Отдельно, – засмеялся Волков, – конечно, отдельно. Вукромном тихом месте на берегу Енисея стояла большая изба-пятистенка. Из трубывалил дым. Дверь открыла полная румяная женщина в белом халате.

– Здравствуйте, Вениамин Борисович, добро пожаловать. Всеготово.

– Привет, Зинуля, познакомься, наши гости из Москвы. Стенывнутри были бревенчатые. Посередине стоял низкий дубовый стол, вокруг него –огромные глубокие кресла, у стен – широкие лавки, накрытые крахмальнымипростынями.

– Вениамин Борисович, вы кликните, когда самоварчик нести.Девочки, – обратилась банщица к Ольге и Лене, – вы можете там у меняпереодеться. А мужчины пускай здесь.

Она провела их в небольшую уютную комнатку, где тихоработало радио и на табуретке кипел большой электрический самовар.

– Скажите, Зина, а почему нельзя было сделать отдельноженскую баню и мужскую? – поинтересовалась Лена. – Все-таки это неудобно, когдавместе.

– Так это ж не общественная баня, а партийная, – авторитетнообъяснила Зина, – здесь начальство, а не простой народ.

~ А начальство у нас что, бесполое? – хихикнула Ольга.

– ~ Так сюда, как правило, одни мужчины приезжают, –недоуменно пожала пухлыми плечами банщица, – а если девчат привозят, то таких,которые не стесняются.

– Это что ж, – присвистнула Ольга, – типа бардака, что ли?

– Почему бардака? Сюда солидные люди ездят, партийные. Инаше городское начальство, и из области, если кто с проверкой, комиссия тамкакая, обязательно посещают. Как же русскому человеку без баньки-то?

Закутавшись в простыни, Ольга и Лена прошмыгнули черезпредбанник в парилку.

– Только недолго! – крикнул им вслед Митя. – Нам тожехочется.

– Странный какой-то этот Волков, – сказала Лена, нахлестываяОльгу душистым березовым веником, – возится с нами, как с партийнымначальством, принимает по полной программе, ни на минуту не покидает, прямо какнянька.

– А чего ж плохого? Надо спасибо ему сказать. Разве мы стобой в Москве попарились бы в такой вот баньке? Это ж тебе не грязные Сандуны,не Краснопресненские, где стены склизкие, хлоркой воняет и грибок-ногтеед можнозапросто подцепить. А здесь все чистенько, все на высшем уровне.

– Нет, спасибо ему, конечно, и все-таки он странный. Знаешь,ночью в поезде я вышла покурить в тамбур, и он полез ко мне с какими-то мутнымиоткровениями.

– Хочет он тебя. Аж пыхтит, так хочет. Все этипровинциальные комсомольцы падки на московских девочек.

– Перехочет, – усмехнулась Лена, – обойдется. Тоже мне,провинциальный Дон-Жуан!

– Все, – поднялась Ольга с банной полки и сладко, с хрустомпотянулась, – теперь давай-ка я тебя веником оттяну как следует, покажу, какэто делается.

Когда все четверо сидели в предбаннике, распаренные,закутанные в простыни, и пили крепкий, с травами, чай, Митя внезапно спросил:

– Лен, ты помнишь, когда мы в поезде ехали, у Вениаминатакая штучка выпала, белое сердечко с розочкой?

– Помню, – удивленно кивнула Лена.

– Ну вот! – обрадовался Митя. – Я же говорю, носил тысердечко на шее. Ничего мне не показалось!

– Митька, отстань от человека! – махнула рукой Ольга. – Чтоты привязался со своим сердечком? Может, это талисман, подарок любимой девушки.

– Нет, мне все равно, кто что носит на шее, просто я хочу,чтобы Лена подтвердила – не померещилась мне эта штучка спросонок, я же несумасшедший, глюков у меня пока еще не было, – не унимался Митя. – А Вениаминговорит, будто мне показалось.

– Митя, прекрати! – строго сказала Ольга, и, взглянув наокаменевшее бледное лицо Волкова, добавила:

– Вы простите его, Веня, он у нас жуткий зануда.

После бани, по дороге к гостинице, Волков пригласил их ксебе в гости.

– Идите вы вдвоем с Митей, – шепнула Лена Ольге на ухо, –мне не хочется.

– С ума сошла? Это же он ради тебя нас приглашает! Нельзятак обижать человека, – ответила Ольга громким шепотом.

– С чего ты взяла?!

Волков шел сзади, но был ближе, чем они думали.

– Леночка, Ольга права. Я ведь должен показать вам шкуруубитого медведя, иначе вы будете считать меня болтуном.

Они оглянулись. Он смотрел на них, растерянно и виноватоулыбаясь.

– Комсомолец, неужели ты сам подстрелил медведя? – спросилМитя.

– Да, – кивнул Волков, – только шкуру сдирал не сам.Охотников попросил.

Он жил один в двухкомнатной квартире. Добротная пятиэтажкадля комсомольско-партийной элиты была только что отстроена. В квартире пахлокраской и обойным клеем. Мебели почти не было. В одной комнате стоял большойписьменный стол, несколько стульев. По углам высились стопки книг. В другойбыла только широкая низкая тахта, аккуратно застеленная клетчатым пледом, истаринный платяной шкаф. На полу перед тахтой лежала толстая жесткая шкура бурогомедведя.

– Ничего себе! – покачала головой Ольга. – Даже глазастеклянные вставили. Веня, вам не страшно? Этот мишка как будто смотрит иговорит: «Зачем ты меня убил, комсомолец?»

– Честно говоря, иногда бывает не по себе, – опять та жерастерянная, виноватая улыбка…

– Веня! Я с тобой дружу! – послышался крик Мити из соседнейкомнаты. – У тебя есть почти вся «Библиотека поэта»! Он вошел, держа в рукахдва темно-синих томика.