– Ну почему же? В поезде незнакомые люди часто начинаютоткровенничать. Случайному человеку, которого никогда больше не встретишь,удобно исповедаться. Это ни к чему не обязывает. А о себе хочется каждомупоговорить.

– Продолжения бывают? – тихо спросил Веня.

– То есть?

~ Ну, возможно такое, что случайные собеседники в результатедорожных откровений становятся близкими людьми?

~ В жизни всякое бывает.

~ А для вас такое возможно?

Его лицо было совсем близко. В красивых голубых глазах онавдруг заметила тяжелую, лютую тоску, и ей стало не по себе. Он смотрел на неетак, словно от ее ответа зависело нечто жизненно важное для него. Никто преждетак на нее не смотрел.

– Не знаю, – тихо сказала она, чуть отстраняясь от этогоУмоляющего взгляда.

Но он придвинулся еще ближе.

– Лена, простите меня, – зашептал он быстро и жарко, – я самне понимаю, что со мной делается. Я не умею ухаживать, не умею нравитьсяженщинам. У других все просто и естественно, без всяких слов. А я несу какую-тоересь, боюсь отпугнуть вас. Помогите мне…

Лена почувствовала, что его горячие пальцы схватили ее руку.

– Веня, вы когда-нибудь ходили один в тайгу? – спросила она,мягко высвобождая руку.

– Ходил, на медведя, – ответил он после небольшой паузы.

Его глаза сразу погасли, стали совсем бледными и тусклыми.

– И что, убили?

– Конечно. Шкура лежит у меня дома на полу. Вот приедем вТобольск, я приглашу вас в гости и покажу эту шкуру.

– Что-то не верится.

– Почему?

– Вы не похожи на человека, который может один пойти намедведя. И тем более убить, содрать шкуру, постелить на пол.

– Леночка, откуда вы знаете, как выглядит человек, которыйможет убить? – спросил он тихо.

– Убить медведя? – уточнила Лена.

– Вообще убить, лишить жизни живое существо.

– Нет, это совершенно разные вещи. Честно говоря, я вас несовсем поняла, Веня.

– Знаете, у хантов считается, что медведь равен человеку. Нанего не ходят с ружьем, только с рогатиной, чтобы силы были равными. А выстрелитьв медведя – это убийство.

– Наверное, в этом есть своя логика, – задумчиво произнеслаЛена, – но все-таки слово «убийство» относится прежде всего к человеку. И вюридическом, и в нравственном смысле.

– Хорошо, оставим медведя в покое. Как вы думаете, естьразница между убийцей и обычным человеком? Я имею в виду – чисто внешне можноузнать убийцу в толпе обычных людей?

– Думаю, нельзя. Вот вчера мы выступали в ИТУ, передуголовниками. Среди них наверняка были и убийцы. По лицу угадать невозможно.Хотя существовало несколько теорий на этот счет. Наверное, вы слышали, былтакой итальянский психиатр Чезаре Ломброзо. Он утверждал, будто у врожденныхубийц особое строение черепа, низкий лоб, сплющенный нос, необычная форма ушей.

– Интересно… И что, к этой теории относились серьезно?Низкий лоб и форма ушей могли стать уликой для судей?

– Насчет судей не знаю, но в журналистике и литературе, втом числе и русской, очень серьезно об этом спорили. Эта теория Достоевскомупокоя не давала. И у Бунина такой рассказ есть, «Петлистые уши»… Потом еще былонечто подобное с почерком, с формой рук, ногтей. В общем, это близко к хиромантии.Знаете, человека всегда тянет к определенности, хочется все узнать заранее, пополочкам разложить, рассортировать. Удобно ведь, чтобы преступник отличался отнормального добропорядочного гражданина чем-то внешним, конкретным, чтобы унего был какой-нибудь особенный злодейский нос или хотя бы почерк. Недаромраньше каторжников клеймили.

– Вот видите, Леночка, вы сами себе противоречите, – грустноулыбнулся Волков, – вы сказали так уверенно, будто я не похож на человека,который может убить. И тут же говорите, что по внешности судить нельзя.

– Нельзя. Но я и не сужу. Я просто говорю, что мне кажется…

– А вы могли бы убить медведя? – спросил он.

– Нет.

– А если бы он на вас напал?

– Не знаю, – покачала головой Лена, – не знаю и знать нехочу.

– Почему так категорично?

– Мне совершенно не хочется представлять, что было бы, еслибы на меня напал медведь. Я очень надеюсь, что ничего подобного в моей жизни непроизойдет.

– А человек? – спросил Веня совсем тихо. – Если бы на васнапал человек, вы могли бы его убить? Ведь это реальней, чем медведь… Вотпредставьте: на вас нападает грабитель, насильник, маньяк. Вам очень страшно.Сейчас он вас убьет. Или вы – его… Вы спасаете себя ценой его жизни, ностановитесь убийцей. Суд вас оправдает, вы защищались, он нападал. Но вы всеравно перешагнули в своей душе ту грань, которая отделяет убийцу от обычногочеловека. Вы почувствовали вкус чужой смерти. Я это говорю к тому, что зарекатьсянельзя. В жизни бывают всякие неожиданности. Убийцей может стать каждый.

Лицо Волкова было совсем близко. Он уперся ладонями в стенутамбура, и Ленина голова оказалась между его руками. Он смотрел ей в глазапристально и тревожно.

– Веня, уж не вы ли собираетесь на меня нападать? ~улыбнулась Лена и, поднырнув под его руку, распахнула дверь вагонного коридора.– Надо поспать хоть немного. Я устала.

Не оглядываясь, она быстро пошла к купе. Поезд сильнодернулся, Лену качнуло на ходу, и тут же рука Волкова крепко схватила ее залокоть.

– Простите меня, Леночка, – выдохнул он ей в ухо, – я затеялдурацкий разговор.

– Веня, – сказала она, отстраняясь и высвобождая свойлокоть, – я не люблю, когда мне дышат в ухо.

* * *

В Тобольске Волков не расставался с ними ни на минуту, ездилна все выступления, водил по городу, устроил экскурсию в деревянный кремль.

Дни были такими насыщенными, что все трое к вечеру еледержались на ногах, едва дойдя до своих коек в гостинице, проваливались в сон.

Волков устроил их в лучшие номера старинной купеческойгостиницы. Митя на этот раз жил один, без соседа. У Лены и Ольги был шикарныйдвухкомнатный «люкс» с холодильником, телевизором и огромной ванной. Правда,горячей воды тоже не было. Но Волков повел их в настоящую русскую баню.