быстрее, если бы не упорное сопротивление уцелевших фашистских приспешников и буржуазных националистов. После изгнания из Литвы гитлеровских полчищ националистические элементы объединились в вооруженные банды. Этим банды хорошо организованы. Они укрываются в лесах и совершают оттуда кровавые вылазки. Головорезов поддерживают кулаки и бывшие помещики.

– Бандиты отличаются страшной жестокостью, – предупредил Снечкус. – Это достойные ученики своих немецко-фашистских хозяев. По ночам они нападают на дома наших новоселов, истребляют целые семьи, не жалея ни детей, ни стариков, уничтожают скот, сжигают постройки. Они ведут разнузданную антисоветскую пропаганду, запугивают и терроризируют население, стараются сорвать проводимые нами мероприятия. К сожалению, в грязных делах бандитам помогает часть реакционного духовенства. Это обстоятельство еще больше осложняет и затрудняет положение, увеличивает нашу ответственность, требует принципиальности и вдумчивости в борьбе с тайным врагом.

Антанас Юозович еще не закончил речь, а нам, коммунистам, было уже ясно, для чего собрали нас в этом зале. Не скрою: я гордился, что оказался среди активистов, к которым партия обратилась в такой серьёзный и ответственный момент. Как и все, кто находился в зале совещаний, я был полон решимости выполнить любое задание Центрального Комитета…

После выступления А.Ю.Снечкуса говорили и другие руководящие товарищи. Они дополняли доклад первого секретаря КП Литвы важными для нас подробностями. Затем Антанас Юозович спросил, желает ли высказаться кто-либо из приглашенных. Многие поднимались на трибуну и коротко, как перед боем, докладывали о своей готовности хоть сегодня отправиться в те уезды, куда нас пошлют.

– Ну, не обязательно сегодня, – улыбнулся Антанас Юозович. – Можно и завтра, и послезавтра, хотя надолго откладывать тоже не следует. Приведите в порядок свои служебные и личные дела, тогда уж и в путь.

Я обратился в президиум с вопросом: нельзя ли направить меня в Утенский уезд, поскольку до войны работал в местечке Ужпаляй Утенского уезда, знаю тамошние условия, знаком с людьми.

– Можно, – ответили мне. – В вашем уезде есть над чем поработать…

Я покидал здание ЦК, точно зная, куда и зачем поезду. Сборы были недолгими. Тревожило меня лишь одно: как быть с Уршуле? Она ждала меня всю войну, верила, что я вернусь на родную землю. Во время оккупации Уршуле жила у своей сестры в деревне Лашиню, принимала участие в борьбе с фашистами. Весной 1943 года ей удалось установить связь с бойцами 1-го взвода партизанского отряда имени Гражина. С риском для жизни она доставляла народным мстителям сведения о гитлеровцах, переправляла в лес продовольствие, несколько раз даже укрывала партизан в доме сестры.

Радостной была наша встреча после долгой разлуки. Мы уже подумывали о свадьбе, но вот снова вынужденная отсрочка на неопределенное время.

К слову сказать, мы стали мужем и женой спустя два года после описываемых событий и счастливо живем по сей день. Испытание временем не только не повредило нам, но, пожалуй, пошло на пользу.

[…]

Фрагмент приводится по изданию: Ликас А.Л. Братья сражаются вместе. М.: Воениздат, 1973. С.130–133.

Возрождение Литвы

(очерк о восстановлении Советской Литвы после освобождения от нацистской оккупации)

Юстас Палецкис

С делегацией ЦК Компартии и правительства Советской Литвы мне было поручено направиться в штаб 3-го Белорусского фронта, вручить его руководству во главе с маршалом И.Х. Баграмяном награды от имени Президиума Верховного Совета Литовской ССР в связи с победой. Наш путь лежал через старую границу Германии у местечка Эйткунай, через города Сталупенай, Инстербург, Тапяу до Фридланда, где находился штаб фронта.

Едем по дорогам Восточной Пруссии, бывшей цитадели реакционного пруссачества, ставшего символом германского милитаризма и агрессии. Нелегко свыкнуться с мыслью, что машина катит по земле, с которой двинулись на нас полчища гитлеровских захватчиков. Какую упорную и кровавую борьбу пришлось выдержать, чтобы дождаться часа разгрома врага и вот так спокойно ехать по дорогам Восточной Пруссии.

Игналинскай АЭС. Построена в Советской Литве и уничтожена в Литве

Нельзя было не вспомнить о судьбах Восточной Пруссии, земли, которую в прошлом населяли литовские, славянские племена. Здесь жили древние пруссы, первые из литовских племен подвергшиеся нашествию немецких псов-рыцарей и первыми порабощенные ими, несмотря на отчаянное сопротивление и многочисленные восстания. Литовский народ глубоко чтит память Геркуса Мантаса, который во второй половине XIII века руководил восстанием пруссов, продолжавшимся 14 лет. Германские агрессоры жестоко подавили восстание и повесили Геркуса Мантаса. Впоследствии пруссы были уничтожены или онемечены. От них остались как память только название Пруссии и немногие образцы письменности.

Однако долго еще восточную часть Пруссии населяли западные литовцы. Отсюда берет начало и литовская письменность, здесь же зародилась литовская литература. В Восточной Пруссии, в деревне Толминкемис, родился, жил и работал Кристионас Донелайтис, создавший в середине XVIII века замечательную поэму «Времена года».

Вспомнил я и свое первое путешествие по Восточной Пруссии в 1928 году. Тогда я еще встречал стариков, говоривших по-литовски. Множество местностей, рек, озер также сохранило свои литовские названия, хотя и с немецкими окончаниями.

Только что прошумела по этим дорогам грозная буря войны. Ее следы виднеются повсюду. Пепелища, развалины, опустевшие дома… Вдоль дороги бродят стада коров, оставшихся без хозяев. Некому за ними ухаживать, некому подоить.

Громыхают военные машины. Встречаются местные жители, плетущиеся обратно, к своим домам с жалкими пожитками на ручных тележках, тачках, на велосипедах. Блуждают детишки, потерявшие родителей, плачут матери в поисках своих детей. А другие группы шагают весело, распевая знакомые песни. Это возвращаются домой советские девушки и парни, которых гитлеровцы угоняли на работу в Германию.

Прибываем в Кенигсберг (ныне Калининград). Помню главный город Восточной Пруссии из поездки в 1939 году – большой, солидный, напоминавший мне Ригу. Теперь мы нашли лишь место, на котором стоял Кенигсберг. Были улицы, но не было домов. Сплошные развалины, лишь на окраинах кое-где остались особняки и виллы. В центре города – полуразрушенный замок. Перед замком – статуя «Железного канцлера» Бисмарка с простреленной щекой.

Осмотрели форты старой кенигсбергской крепости, ходили по улицам этого бывшего города. Кое-где встречались гражданские жители-немцы, но лишь женщины и старики. Я заговорил с несколькими женщинами, подметавшими очищенную от развалин улицу.

– Мы не хотели войны, Геббельс нас всех обманул, – в один голос утверждали немки. – Пусть будет проклят Геббельс! Это он виноват в нашем горе и нужде.

– Да вы только месяц-другой узнали по-настоящему, что значит война и разрушения, – сказал я. – А наши люди терпели несколько лет вторжение фашистских войск.

Переночевав в одном из предместий Кенигсберга, где в целости сохранились небольшие жилые дома, поехали в бывший военный порт Пиллау (ныне