Жаба посмотрела на нее так, словно хотела ответить: «Да, живая, а ты что думала?» В следующий миг она снова разразилась громогласным кваканьем и, спрыгнув с подноса, проворно поскакала к деревьям. Эжен машинально попытался ухватить ее, но не успел.

— Невероятно! — воскликнул он. — Вы обладаете огромными силами, Иви!

Иви смущенно наклонила голову. Всем было ясно, что она прошла в новый этап отбора невест.

Хлебная жаба Вильмы оказалась самой обычной белой булкой. Эжен отломил лапку, съел и от души похвалил:

— Очень вкусно, Вильма! Я так рад, что она не квакает и не бегает.

— Спасибо, ваше высочество, — ответила Вильма, и Эжен пошел к подносу Карин.

Хлебная жаба встрепенулась, рассыпая муку, и заголосила так, что отдалось по всей академии. Она была чуть меньше и светлее лягушки Иви, и Валентин подумал, что это, должно быть, самка.

Он обернулся и увидел, что Дайна смеется, глядя на то, с каким деловитым видом Карин держит на подносе свою жабу. А из кустов тем временем раздалось переливистое кваканье, и к участницам отбора важно попрыгала жаба Иви.

— Надо же! — воскликнула Карин. — Парочка!

Ее жаба спрыгнула с подноса на землю и издала низкий звук, похожий на мурлыканье огромного кота. Вторая жаба запела: кажется, они понравились друг другу. Валентин не сдержал улыбки: скоро в академии будет жабья семья.

— Надо будет их устроить где-нибудь в тепле, — сказал Валентин. — У господина Бундо, например.

Над головами Карин и Иви закружились золотые кругляши монет, и сад наполнил мелодичный голос:

— Карин Шу и Иви Гудмундсдоттир прошли в последний этап отбора невест!

Через несколько мгновений к девушкам уже спешили однокурсники и друзья — обнять и поздравить. Сад наполнился смехом, восторженными возгласами и возмущенным кваканьем жаб: они хотели остаться наедине, а не в компании этих шумных двуногих. Валентин пошел в сторону замка — мимо него торопливо спешили первокурсники. Летиция, которая демонстративно облачилась в черное платье после того, как сшитая ею рубашка отравила морок, шла в компании Аделарда, Дайны и Гровира. На мгновение Валентину даже стало жаль девушку: у нее было такое же выражение лица, как у Кристиана после взрыва.

Дайна улыбнулась ему светло и ободряюще, студенты хором поздоровались и пошли дальше.

— …вы раньше избегали сабель, ваше высочество, — услышал Валентин слова Летиции. Аделард усмехнулся.

— Пришлось научиться, потратил все лето на тренировки…

Ну конечно. Шаннийцы впервые за много лет провели маневры — готовятся к войне. Они всегда были щеголями, смешными в своей манерности, но много веков назад Шанно держало в кулаке весь юго-запад материка, и тяжкая поступь когорт с золотым орлом на красных щитах заставляла дрожать от страха и Саалию, и Абсолон.

И все кончилось. Сидят теперь шаннийцы, губы красят.

Валентин вошел в замок, быстрым шагом двинулся по лестнице. Щиты с объявлениями на стенах уже украшали цветные полотна с портретом Южанина и надписью «Внимание, розыск! Вы видели этого человека?» Валентину казалось, что Южанин сейчас видит его и смеется, повторяя: ты меня не остановишь, тебе меня не остановить.

Во рту сделалось горько.

— Господин ректор! — вдруг робко окликнули со второго этажа, и к Валентину подошла Эсме, худенькая второкурсница-южанка. Очень сильная волшебница, она была родом из такой бедной семьи, что приехала в академию в платье из мешка: Валентин до сих пор помнил грубую мешковину, запах картофеля и испуганные глаза девушки, которая спускалась с телеги, боясь, что ее сейчас выкинут отсюда. Сейчас, конечно, все изменилось, Эсме была одета по абсолонской моде, но глаза у нее по-прежнему были, как у косули: большие, блестящие, с паникой на дне.

— Я уже не ректор, Эсме, — Валентин ободряюще улыбнулся. — Как твои дела?

— Вроде бы ничего, — отметила Эсме и указала на полотно с лицом Южанина. — Господин Валентин, простите, а можно его немного развернуть? Чтобы было видно ухо?

Валентин мягко провел рукой по воздуху, и голова Южанина медленно повернулась, открыв ухо, в котором теперь поблескивало что-то металлическое.

— Вот! — воскликнула Эсме и, забыв о вежливости, ткнула пальцем в сторону полотна. — Видите серьгу в завитке? Она раньше за волосами была.

— Да, вижу, — кивнул Валентин. — И что она означает?

— Он аранвенец, — твердо заявила Эсме, напомнив Валентину слова Леона. — Пять лет назад я была в Аранвене у тетки, так там все парни пробивали уши. Такая мода. Причем страшно лупили иностранцев, если они пытались вставить серьгу. Это, мол, только наш знак и ничей больше. В аранвенцах нет магии, я знаю, — продолжала она, предупредил ответ Валентина. — Но родители-то у него могли быть не из Аранвена.

Неужели действительно Аранвен? Маленькая страна с огромными природными ресурсами, на которые Леон очень быстро наложил лапу. Сейчас Аранвен был провинциальной частью Саалии, и Валентин знал из газет, что жизнь там была ленивой и тихой.

Болото. Самое настоящее болото. Народный мститель просто не мог появиться там, где люди предпочитают спать на берегу моря с кувшином сангрии в руке. Да и слишком много лет прошло.

Но если он все это время собирал силы? Искал сторонников, учился магии, причем так, чтобы никто об этом не узнал — и копил деньги, без денег не реализуешь грандиозных планов.

Валентин обернулся к полотну и посмотрел на Южанина. Ему вдруг показалось, что нарисованное лицо подмигнуло ему и улыбнулось.

«Ты меня знаешь, — услышал Валентин далекий голос. — Ты меня знаешь».

***

— Гам! Га-ам!

Голос дракона звучал издалека так тоскливо, словно он кого-то оплакивал. Что за странный сон ей снится? Дайна попыталась открыть глаза и не смогла. Кругом было холодно. Спина болела — Дайна лежала на чем-то твердом и неудобном.

Пирог они с Валентином, конечно, доели — а потом лежали рядом и разговаривали о пустяках: сейчас Дайна даже не вспомнила бы, о каких, но тогда ее наполняло невесомое счастье. Она никогда не была так счастлива. А потом они заснули, и Дайне приснилось, что она встает с ложа и куда-то идет коридорами академии. И коридоры все не кончаются, и со стен смотрят портреты двухголовых людей с оскаленными ртами, и невидимые рештицы шуршат под ногами, дотрагиваясь до лодыжек прохладными чешуйчатыми телами и злобно шипя.

А потом вдруг стало больно и горячо. В груди расцвел огненный цветок, и Дайна полетела куда-то вниз. Но смерть сжала ее руку, как старая подруга, и боль ушла.

— Гам!

«Ну вставай же! Вставай!»

Так собака толкает носом лежащего хозяина, еще не понимая, что он умер.

«Я умерла?!»

Эта мысль обдала Дайну таким ужасом, что она содрогнулась всем телом и открыла глаза.