распубликованными указами повелевал созывать общее собрание земских чинов. Чины эти, от четырех сословий, имеют право обсуждать и решать, в высочайшем присутствии, предложенные предметы. Старший в каждом дворянском семействе, если он достиг совершеннолетия, потому самому есть уже представитель дворянства, как значится в распоряжениях 1626 и 1778 годов именуемых Уставом Рыцарского Дома — Riddarhus Ordning. Духовное представительство образуется из нескольких лиц от каждой епархии, коих избирают все пасторы и капелланы. Представители горожан выбираются всеми гражданами города, имеющими право участия в выборах. Наконец все крестьяне-собственники избирают между собою одного из них поуездно (Härad). Все эти лица собираются в назначенное время и место, и обще с государем составляют власть законодательную.

«В глубочайшей покорности депутаты сознают призвавшие их сюда отеческие виды Вашего Императорского Величества. Размеры сих последних делаются еще очевиднее от приема бесконечно милостивого, коим отмечено было приближение депутатов к престолу. Одушевленные любовью к отечеству, полные благоговения к Августейшей Особе Вашего Императорского Величества, мы не колебались бы ни минуты изложить средства, кои по нашему суждению были бы наиболее применимы и нужны для будущего счастья Финляндии, если бы способ нашего назначения был соответствен духу вышеупомянутых основных законов, и мы могли бы видеть в себе представителей всего народа.

«Циркуляром, посланным гражданским губернаторам абоскому и бьернеборгскому, нюландскому и тавастгусскому, и кюменегордскому, — копия с коего при сем прилагается под литерою А, — его сиятельству главнокомандующему графу Буксгевдену угодно было предписать, в каком порядке должны быть произведены выборы. В абоской и бьернеборгской губерниях созванные для того члены дворянства, городские избиратели и один из прежних крестьянских представителей, нашли себя в невозможности приступить к выбору нескольких депутатов, также как и снабдить соответственными общим желаниям инструкциями, так как им казалось что все имели одинаковое право быть для того призванными и может быть удивлены были тем, что их не выслушали. Они полагали, что депутация таким образом сформированная не могла бы удовлетворить всемилостивейшим намерениям Вашего Императорского Величества. На сделанные о том представления господин главнокомандующий повторил свои приказания; копия также прилагается под литерою В. Таким путем все затруднения по этому деликатному предмету должны были исчезнуть.

«Государь, депутаты уверенные в милосердии Вашего Императорского Величества и осмелившиеся со всею покорностью указать препятствия, кои казалось им встретились при исполнении их миссии, полагают что не быв представителями всего народа, они не могут войти в суждения принадлежащие земским чинам, созванным в обыкновенном порядке предписанном конституцией. Но если бы Вашему Императорскому Величеству угодно было повелеть потребовать от нас некоторых разъяснений по делам экономическим нашего отечества, мы сделаем все от нас зависящее, дабы повиноваться Вашей великодушной воле, предоставляя полному усмотрению Вашего Императорского Величества, если бы это оказалось нужным в настоящем положении вещей, — повелеть созвать общее собрание земских чинов в стране, чтобы выслушать голоса народа по делам, касающимся блага и пользы всех. Что голос этот всегда окажется единодушным в почитании и любви к Августейшей Особе Вашего Императорского Величества, в покорности её повелениям и в признательности за её благодеяния, — в том депутаты смеют удостоверить.

С глубочайшим почтением и полнейшею покорностью депутаты имеют честь быть, Государь, Вашего Императорского Величества всепокорнейшими и вернейшими подданными: Барон Маннергейм, Фред. Роткирх, П. Силвершольд, Фредр. Лебелль, Ивар Валлениус Иван Тьедер, И. Карлстедт, Эрик Боргстрём, И. Линдерт, Густав Кавен, Яфет Кайтала, поставил трясущеюся рукой знак, и Бенгт Лаурикайнен, тоже нечто в роде монограммы.

Этого мемуара финские историки Коскинен и Кастрён текстуально не приводят. Притом, что труды их несомненно направлены к доказательству государственной самостоятельности Финляндии — оно и понятно. Сквозь какие бы патриотические очки ни глядеть, решительно нельзя высмотреть в мемуаре ничего похожего на договор. Благодарность, вернейшие подданные, милосердие, великодушие, готовность исполнить повеление и опять благодарность за милосердие, — вот наиболее характерные слова этого документа. Приводится правда историческая справка о шведских порядках XVII века, делается косвенный донос на главнокомандующего и выражаются затруднения исполнить обязанности народных представителей, которых, в сущности, на них никто и не возлагал, но вместе с тем отдается на «полное усмотрение Его Императорского Величества созвать общее собрание земских чинов, если бы это оказалось нужным в настоящем положении вещей». Это есть венец желаний, и только желаний; но и они — какою условностью они обставлены! Полное усмотрение, т. е. совершенное произволение Государя: пожелал — исполнил, не захотел — ничего не дал; затем если бы оказалось нужным, — т. е. если бы опять он же, Государь, сам или по совету ближайших сотрудников признал за благо; наконец в настоящем положении вещей, т. е. в виде временной меры при данных обстоятельствах, а не безусловно, не навсегда. Вот как обставлены были даже самые «желания» депутатов. Понятно, что нельзя было приводить этого документа in extenso в доказательство наличности соглашения, а тем более договора: ни соглашений, ни договора здесь не оказывается.

Но отдельные фразы, в роде приведенных исторических справок, представляют удобный в известном смысле материал, и им пользуются.

Когда и кем поднесен был Императору Александру мемуар депутатов, — указать с полною точностью трудно. Финский сенатор Мехелин, в своем Précis du droit public du Grand Duché de Finlande, говорит, что мемуар был подан при самой аудиенции, т. е. 17-го ноября. Однако в официальном русском отчете вовсе не упоминается о передаче при этом какого бы ни было мемуара; об этом нет упоминания и в публикации С.-Петербургских Ведомостей. Профессор Коскинен в своей Финской Истории говорит (стр. 567), что «подписание» мемуара состоялось 1-го декабря нового стиля, т. е. 19-го ноября старого. Кастрён (стр. 76) также говорит о 1-м декабря (19-м ноября), как о дне подписания мемуара, поясняя, что этот последний «вслед за тем» (derefter genast) был отправлен к Салтыкову, — конечно для представления Государю.

Мелочное, по-видимому, обстоятельство, т. е. определение дня подачи депутатами упомянутого мемуара, имеет однако немалое значение. В отмену повеления 9-го июня вскоре последовало опять распоряжение о созвании сейма. Точное определение дня подачи мемуара важно именно для уяснения себе: насколько эта бумага имела влияния на такую крупную перемену взгляда. Показание Л. Мехелина, — как ничем неподтвержденное, — о подаче при самом приеме у Императора Александра, опровергается, как сказано, показаниями названных других двух историков. Они единогласно объясняют, что подача состоялась «на другой день» приема. С одной стороны это объяснение характерно в том отношении, что хотя мемориал был уже изготовлен еще до приема, но депутаты не давали ему хода и даже не подписывали, в ожидании по всей вероятности того, что обозначится при свидании с Императором-победителем. Депутаты шли вперед с большой опаской и даже прямо с робостью.