По своему стратегическому положению прибалтийские провинции представляли собой для войн Российской империи прекрасную оперативную и снабженческую базу, и вследствие этого в XVIII веке, начиная с Северной войны, вынуждены были нести на себе чрезвычайно большую нагрузку. Там размещалось немалое количество войск, что тяжело отражалось на помещиках, но еще в большей степени на крестьянах. Крестьянство страдало также при строительстве оборонительных сооружений, вынужденное предоставлять для этого рабочую силу. Тяжким бременем на него ложились и поставки фуража, а также необходимость предоставлять свои повозки для военных перевозок.

Так называемая «большая стрельба» 1758 года[209] из-за огромных потерь в людях и лошадях сохранилась в памяти не одного поколения прибалтов. Тогда русская армия, войдя в ходе Семилетней войны в Восточную Пруссию, вынуждена была обеспечивать себя за счет Лифляндии и Эстляндии, принудив их поставлять ей транспортные средства (так называемых «расстрельных лошадей»). Одна только Эстляндия предоставила 6500 лошадей, большая часть из которых погибла. О масштабах понесенных потерь можно судить хотя бы по округу Венден, недосчитавшемуся 183 человек и 1231 лошади.

Эстляндские гавани Реваль и Нарва оказались в полной тени от недавно возведенного Санкт-Петербурга, развитию которого правительство старалось помочь всеми средствами, и они потеряли свое былое значение. Рижская же торговля, понеся от войны большие убытки, стала увеличивать объемы только начиная с середины столетия. С того момента число входивших в рижскую гавань и выходивших из нее кораблей стало постоянно превышать ежегодные показатели шведских времен и достигло в 1770-х годах двойных объемов (в 1766–1775 годах в среднем 706 кораблей ежегодно). При этом и тогда Рига оставалась в основном портом, через который шел экспорт, представленный главным образом льном, пенькой и мачтовым лесом, поскольку торговля зерном сильно страдала от постоянных запретов на его вывоз. Между тем собственному судоходству русские развиваться не давали, и на море вновь стали хозяйничать голландцы, а затем и англичане, которые постепенно превратились в главных приемщиков русских экспортных товаров. Тем не менее в 1775 году Рига насчитывала уже около 20 000 жителей.

Среди лифляндских и эстляндских губернаторов, а также генерал-губернаторов отмечалось много людей нерусской национальности. Причем последние были представлены не только немцами. Среди них заметными фигурами являлись, например, шотландец граф Питер Лейси (в 1730–1751 годах) и ирландец граф Джордж Броун (в 1762–1792 годах). В 1736–1740 годах в Лифляндии вице-губернатором, а потом и губернатором был свояк Эрнста Иоганна Бирона Людольф Август фон Бисмарк, а Эстляндия в 1743–1753 и 1758–1775 годах управлялась прародителем сегодняшнего дат ского и норвежского королевского дома, родственником русского престолонаследника и будущего царя Петра III принцем Петром Августом Фридрихом фон Гольштейн-Бекским. При этом принц прославился своим благородством и гуманизмом, а также пониманием особенностей управляемой им провинции. Он похоронен в Ревале.

Отношения царской короны с сословиями в прибалтийских провинциях можно охарактеризовать высказыванием прусского генерал-лейтенанта и военного министра Карла Генриха фон Веделя, который отмечал, что чем просвещеннее является абсолютизм, тем сильнее проявляется его вмешательство в жизнь на местах и отстранение сословий от участия в законотворчестве. Сильное давление государственной власти на провинции стало отмечаться еще при Екатерине II, которая вскоре после своего восхождения на трон предприняла поездку по Лифляндии и Эстляндии (1764 год) и сразу же после этого через генерал-губернатора графа Броуна пригрозила прибалтийскому дворянству издать соответствующий правительственный закон о проведении земельной реформы, если оно не проявит понимание относительно бедственного положения крестьянства.

В работе «Комиссии об уложении», созванной Екатериной II в Москве в 1767 году для того, чтобы путем подписания актов о присяге на верность заставить всех забыть о ее насильственном утверждении на троне, прибалтийские провинции были представлены депутатами дворянства и земства Лифляндии, дворянства Эстляндии, дворянства Эзеля, а также городов Рига, Реваль, Дорпат, Нарва, Пернау и Венден. Причем из 14 депутатов, представлявших Прибалтику, все являлись немцами. При этом, несмотря на то что русским языком владела только часть из них, по распоряжению царицы всех их избрали в различные специальные комиссии, в которых они выделялись своей самостоятельностью в выдвижении проектов реформ.

Вскоре прибалтийские депутаты стали рассматривать в качестве первостепенной задачи отстаивание интересов своего края, права которого подвергались нападкам со стороны целого ряда русских депутатов. Причем такие настроения были уже давно свойственны и самой Екатерине II, выразившиеся еще в 1764 году в ее изречении о том, что правовая система управлявшихся на основе собственных законов провинций, к числу которых относились Украина, Лифляндия и Финляндия, устарела. Поэтому на основе общих интересов в преодолении угрозы, нависшей над особым положением их земель, депутаты прибалтийских провинций объединились с представителями Украины.

Воспользовавшись началом войны с Турцией[210], Екатерина II распустила общее собрание вышеназванной комиссии, но после ее окончания принялась осуществлять свои планы по проведению реформ с новой силой. Опираясь на положения конституций Лифляндии и Эстляндии, в 1775 году она ввела в закон Российской империи под названием «Учреждения для управления губерний». В этой связи необходимо отметить, что в стремлении к проведению реформ Россия не в первый раз прибегала к опыту прибалтийского законодательства – еще Петр Великий сделал, правда, неудачную попытку применить в России работавшие в Прибалтике принципы самоуправления.

Поэтому Екатерина II внимательно прислушивалась к советам умного и честного графа Якова Иоанна Сиверса, а также принявшего ее сторону одного эстляндского ландрата. Тем не менее положения проекта новой российской конституции заметно отличались от прибалтийского образца, что объяснялось неразвитостью России и рядом рациональных соображений.

Как бы то ни было, 3 июля 1783 года она выпустила ряд указов, преобразовавших внутреннее управление Лифляндии и Эстляндии, что привело к ликвидации исторически сложившихся конституций этих провинций, хотя первоначально они задумывались как попытка гармонизации старых и новых форм правления[211]. В этой связи стоит отметить, что в результате введения нового территориального деления в 1784 году в Северной Лифляндии возник уездный город Верро[212].