Утверждения о том, что он мог бы изменить судьбу Курляндии, являются весьма спорными. Ясно только одно – молодой герцог, как внук великого курфюрста, который по своему происхождению был больше Гогенцоллерном, чем Кетлером, ведь его мать, бабушка и прабабушка являлись бранденбургскими принцессами, хотел править и располагал для этого определенными дарованиями. Однако уже во время переговоров о его женитьбе стало понятно, что из-за великодержавных помыслов русского царя ему, кроме одних лишь пожеланий, ничего другого не оставалось.

По велению Петра Великого вдовствующая герцогиня Анна Иоанновна стала проживать в Митаве, и с тех пор русское влияние на Курляндию только усиливалось. Тем не менее правомочным герцогом все же оставался проживавший в Данциге Фердинанд, нашедший опору у поляков. Однако поскольку этот последний по мужской линии Кетлер был холостым – он женился только в возрасте 75 лет и оставался бездетным, то вопрос о престолонаследнике превратился в решающую проблему.

В Польше намеревались после прекращения рода Кетлеров ликвидировать особое положение Курляндии и превратить ее в неотъемлемую часть Польского государства. А вот во дворах Дрездена, Берлина и Санкт-Петербурга планы менялись один за другим. Так, король Фридрих Вильгельм I все с большим неодобрением воспринимал растворение Курляндии в русской сфере власти. Он безответственно заявил в 1715 году, что не позволит пронести столь жирный кусок мимо его рта, а в 1721 году охарактеризовал русское соседство в Курляндии и Лифляндии как крайне нежелательное, поскольку оттуда царь и его престолонаследники могли постоянно «держать Пруссию за глотку» и угрожать ее тылам. Насколько верными оказались такие утверждения, показала Семилетняя война.

Пока же Пруссия чувствовала себя недостаточно сильной, чтобы устранить русских со своего пути. Поэтому расчеты по-прежнему строились на брачных планах. При этом для достижения прусских политических целей достаточно долго главная роль отводилась маркграфу Фридриху Вильгельму фон Бранденбург-Шведтскому, внуку великого курфюрста и герцога Фридриха Казимира Курляндского. В свою очередь для усиления позиций в Курляндии Екатерина I какое-то время подумывала о том, чтобы связать свою дочь Елизавету браком с прусским наследным принцем, будущим королем Фридрихом Великим.

Однако в этой игре различных брачных комбинаций выигрыш достался совсем другому человеку – в 1726 году по согласованию с Августом Сильным курляндский ландтаг избрал его сына графа Морица Саксонского герцогом Курляндии. Мориц снискал и благосклонность герцогини Анны. Но тут вмешался польский сейм – он объявил выборы недействительными, подверг графа опале и в связи прекращением рода Кетлеров принял решение о включении Курляндии в состав Польши, для чего создал комиссию по выработке новой конституции герцогства. В итоге Август Сильный отказал в поддержке воцарившемуся в Курляндии Морицу. Отвернулась от него и Анна. В таких условиях, окруженный на острове Усмынского озера русскими войсками, Мориц, чтобы избежать ареста, исхитрился сбежать и покинул край (1727 год).

После того как герцогиня Анна стала в 1730 году русской императрицей, российские устремления по недопущению поглощения Курляндии Польшей все больше начали связываться с весьма влиятельной личностью – обер-камергером и фаворитом императрицы Анны Иоанновны графом Эрнстом Иоганном Бироном. Родившийся в 1690 году в семье получившего отказ от курляндского «риттербанка» в занесении в дворянские списки немецкого служащего фон Бюрена, Бирон желал стать герцогом Курляндии и на пути к осуществлению своей цели пользовался преимущественно поддержкой весьма ловкого русского посланника при саксонско-польском дворе Г.К. фон Кейзерлинга. Кейзергинг тоже был курляндцем и имел постоянно растущую группу сторонников в своем сословии, считавших, что обеспечить самостоятельность Курляндии может только Россия.

После смерти герцога Фердинанда в 1737 году Эрнст Иоганн Бирон был единогласно избран курляндским дворянством герцогом. И хотя Бирон продолжал оставаться в Петербурге, его влияние в Курляндии немедленно приобрело огромный вес. Будучи российским регентом, этот цепкий и холодный баловень судьбы, живший на широкую ногу, располагал большими деньгами, которые открывали перед ним гораздо больше возможностей, чем имели считавшиеся богатыми Кетлеры. Для упрочения герцогской власти он решил выкупить заложенные курляндские владения и приобрести новые дворянские поместья. Растрелли же было поручено заняться возведением больших дворцовых сооружений (Рундальский дворец, Митава). Однако буквально через месяц после смерти императрицы Анны Иоанновны в 1740 году Бирона свергли и сослали в Сибирь. В Санкт-Петербург он смог вернуться только в 1762 году после смерти императрицы Елизаветы.

Тем временем в Курляндии развернулась ожесточенная борьба между противниками и сторонниками Бирона по вопросу возвращения ему герцогства, но она так ничем и не закончилась. В 1758 году, на этот раз по согласованию с Россией, герцогом стал еще один сын саксонско-польского правителя Карл. Сын Августа III прибыл в Курляндию и в 1759 году добился от курляндского дворянства принесения присяги на верность. Однако правил он лишь благодаря своим связям с масонами, постоянно борясь со сторонниками Бирона. Эта борьба была в полном разгаре, когда в 1763 году с русской помощью Бирон вновь стал герцогом, и Карлу, обладавшему меньшими возможностями, пришлось покинуть Митаву.

Второй срок правления герцога Эрнста Иоганна Бирона характеризовался ожесточенным противоборством с дворянством, а 25 ноября 1769 года он отказался от власти в пользу своего сына Петра, в годы правления которого борьба за Курляндию между соседними с ней государствами вошла в свою последнюю стадию.

Герцог Петр, не обладая умом и политической энергией отца, оставил после себя лишь дворцы (Вирцау, Шветхоф и Фридрихслуст) и основанную им в 1775 году Петровскую академию в Митаве. Его же борьба с дворянством закончилась тем, что герцогское достоинство в Курляндии свелось к пустому титулу.

Частая смена правителей и борьба претендентов на герцогский трон характеризовались в Курляндии постоянным укреплением позиций знати. При этом процессы, происходившие сто лет назад, повторились – в 1715 году курляндский дворянин барон фон Фиркс, враждовавший с проживавшим в Данциге герцогом Фердинандом, был убит герцогскими людьми прямо на улице Митавы, в результате чего поляки вновь сформировали специальную комиссию. И хотя принятые в 1717 году этой комиссией решения не стали законом, они тем не менее оказали на Курляндию определенное влияние, поскольку отражали сложившееся в крае соотношение властных сил. После этого указы герцога, если они не принимались ландтагом, не могли быть опубликованы, и до принятия присяги на верность никто не являлся обязанным ему подчиняться. Вопросы управления герцогством, в том числе компетенция назначения чиновников, передавались оберратам, а чиновничьи должности получили право замещать только люди, проживавшие в герцогстве.

В длинной цепи различных актов, направленных на ограничение власти герцога, последним звеном стал документ 1793 года, появившийся на свет при определенном влиянии России и положивший конец попыткам герцога Петра управлять ленными герцогскими земельными угодьями через чиновников. Эти полномочия были переданы в руки оберратов, без которых отныне герцог не мог принимать какие-либо управленческие решения, тогда как ландтаг получил право принимать решения по вопросам, касавшимся знати, без согласия на то герцога. К числу таких вопросов относилась прерогатива принятия в дворянство, а также выборы.