свете магических шаров, застывших под потоком, они казались сгустками совершенно чистой от материального мира энергией, к которой только притронься — выжжет изнутри.

— Это опасно? — господин «Тыквенный суп» схватился за виски, будто испытывал сильнейшую головную боль.

— Нет, — ответила я как можно спокойнее, чтобы ничем не выдать своего волнения. — В подобных камерах всё обшито чистым железом, здесь нет земли, цветов, ветра, магия камней лишена природной подпитки, они просто красивы.

«Как будто это обычные подделки, что под действием артефакта приобрели вид родовых драгоценностей», — прибавила я мысленно и принялась возносить молитву Двуликому, как учили в сокровищнице.

В тесной квадратной комнатке, в которую меня посадили вместе с руководителем нашего отряда, чтобы камни не принесли никому вреда, и чтобы я лично сделала их безвредными, готовыми к перевозке, запах был как в стоячем колодце. Это нормально: разрушенная магия не может пропасть в никуда, она гниёт и рассыпается, как смертное тело, прежде чем впитаться в стены, тем самым укрепив защитный барьер.

Но «Тыквенный суп» морщился и расстёгивал воротник рубашки, его рука тянулась к графину, наполненному питьевой водой.

— Вы можете выйти.

— Не могу. Я должен видеть.

Я пожала плечами. Должен, так должен, сам напросился.

Это больно для того, кто не связан с камнями настолько тесно, как я. Неприятно жжёт глаза, а закрыть их помощник казначея не посмеет, будто боялся, как бы чего не подменила.

У меня мелькнула такая мысль: а не проделать ли с Древними камнями то, что не однажды получалось с обычными драгоценными? Не вобрать ли в себя их силу, превратив в обычные стекляшки. Получилось бы? Вряд ли.

Я коснулась бриллианта, огранённого много столетий назад неизвестной рукой, и сразу почувствовала вкус солёного моря на губах, смешанный с запахом подвала, где нет мышей и крыс, но хранится столько золота, что хочется закрыть глаза, дабы не ослепнуть.

Камень заискрился в моих руках, заворочался, блеснув шестью гранями, и вздохнул. Я была уверена, что на мгновение он сжался в пружину, а потом снова принял прежний вид.

«Perigrinatio est vita». Жизнь — это путешествие.

Рядом закашлялся «Тыквенный суп», захрипел, хотел что-то промычать, но мне было не до него. Ветер в лицо усилился, на море, с которого он прилетел, надвигалась буря. В воздухе в это время чисто, никто не вылетит накануне грозы.

Можно не опасаться крылатого демона, хранящего сокровища глубоко под землёй. В моих руках оказался второй камень, и вот я сама уже заперта в сокровищнице.

На моё плечо легла рука. Я вздрогнула и обернулась.

— Вот вы и пришли сюда, моя принцесса, — услышала знакомый голос, и тёмное пятно обрело очертания человеческого тела.

— Я ждал вас, — произнёс милорд Рикон и погладил меня по щеке. — Теперь вам отсюда не вырваться.

Захотелось закрыть глаза руками, вскрикнуть, попытаться упасть в обморок, настолько всё было реально, и снова появились серебряные нити. Они отделились от сундуков с золотом, потянулись к моим рукам и ногам, чтобы уже не вырвалась.

Нет, я не позволю! Выхода не было, я не могла вынырнуть на поверхность, вернуться в комнату музея, где о чём-то кричал «Тыквенный суп».

Попыталась проникнуть в намерения того, кто стоял передо мной, понять, человек это или иллюзия, но не смогла. Головная боль, и всё.

— Я дарю вам эти камни, можете делать с ними, что захотите.

Я не могла пошевелиться. Смотрела и смотрела в глаза, пытаясь разобраться, что чувствую. Виделись ли мы когда-то? Давно, с начала времён?

— А вы будете делать что угодно со мной?

— Верно, — улыбнулся он, и под человеческим лицом проступила хищная морда зверя.

Захотелось протянуть руку и погладить её, будто когда-то я уже делала подобное, и мне было приятно, спокойно. Зверь защищает принцессу, зверь и есть тот, кто её спасёт. Никто не вырвет добычу из его лап. Принцесса отдаст ему своё сокровище, а он взамен подарит ей свои.

Морда исчезла, передо мной снова было лицо человека: волевое, с насмешливым блеском в нечеловеческих глазах.

Мужчина сделал шаг, наклонился и поцеловал меня, обхватив одной рукой за талию.

Поцелуй выжег огонь на моих губах. Я раскрыла губы и потянулась к жару, мгновенно проникшему к сердцу через жилы, по котором напополам с кровью текла ледяная магия.

Я больше не была ледяной принцессой, на миг, но я увидела себя лежащей на постели, ластящейся, словно кошка к мужчине, который никогда не станет полностью моим, но пламя которого согревает.

И так будет всегда, даже когда я умру, я снова стану той, ради которой крылатый демон поёт над морем грустные песни, взвиваясь до самых ледяных звёзд.

— Кто ты? — задыхаясь спросила я, когда он отстранился, чтобы в следующую минуту крепче обнять. Под его кожей я ощущала чешую, и это было нормально. Совсем не пугало, даже напротив, я бы удивилась, коли случись всё иначе.

— Я древний бог. Кто в меня верит, для того я и есть.

— Я сошла с ума..

— Я тоже, Геранта. Я тоже…

4

— Миледи отдыхает, — слуга в доме бургомистра был под стать своему хозяину.

Сановитый, с пышными усами точь-в-точь как у главы Вронхиля, но высокий и худой как жердь. Форма почтенного дома держалась на нём как на вешалке, но была идеально выглаженной и сияла белизной воротника и манжет.

— Передайте, что друг хочет её видеть. Я слышал о её нездоровье и уже однажды в столице смог отогнать призрак недуга. Никто лучше меня не справится с несчастьем миледи. Я достаточно пояснил?

Говорить мягко и вкрадчиво было сложно. Мне хотелось просто отшвырнуть зануду и пойти на медовый запах, тянувшийся с верхнего этажа, где располагались спальни.

Я знал, что Ниара не спит, представлял, как она стоит, приоткрыв дверь, и слушает мою перебранку с дворецким, не смевшим вытолкнуть названного гостя прочь только потому, что я Дракон. И воспользовался своим природным правом воздействовать на людей.

Магия гасла, мне требовалось больше силы, всё-таки переход в новый мир, пробуждение ото сна, навеянного проклятием, которое всё ещё сидело у меня на плече, требовало столько энергии, что меня снова начало потряхивать. Я был голоден, зол, я был полузверем и получеловеком, жаждущим видеть объект своего желания.

— Спросите миледи, она будет счастлива меня принять! — произнёс я громко, и в глубине дома хлопнула дверь. Ниара вспыхнула, я представлял, как румянец гнева окрасил её щёки, какой Тьмой, не сулившей для меня ничего доброго, наполнились её глаза.

И от этого мне хотелось видеть её ещё сильнее, ещё скорее. Геранта ранее тоже злилась,