Наконец пришел вечер. Баракас позволил Ригану дать сигнал костановке. Наследник сделал это с угрюмым видом; он все еще переживал из-зарешения отца оставить его мать управлять растущей Империей. Риган предположил,что отсутствие отца позволит ему осуществить его давнее желание править.Наследник даже некоторое время спорил с Баракасом, но результат был заранееизвестен. Все, что Риган мог делать, это дуться — с целеустремленностью,вызывающей почти восхищение.

Шарисса как раз собиралась слезть со своего ненадежногодрейка, когда позади нее раздался знакомый — и неприятный — голос.

— Позволь мне помочь тебе, Шарисса.

— Я могу обойтись и без твоей помощи, и без твоей дружбы,Лохиван! — резко ответила она, спускаясь с седла.

Он тем не менее помог ей.

— Я понимаю твою горечь и знаю, что ничего не могу сделать,чтобы искупить те грехи, в которых ты меня винишь, но мы будем находитьсявместе довольно долгое время — в сущности, в течение всей жизни.

— Я думала, что повелитель Баракас хотел выдать меня заРигана — а не за тебя.

Лохиван коротко хихикнул.

— Я мог бы признать, что имел кое-какие мысли на этот счет;и мне приятно думать, что ты могла бы найти меня чуть более интересным, чеммоего грубияна-братца. Однако я имел в виду не это, а просто тот факт, которыйты должна вскоре признать: что ты принадлежишь теперь — и должна будешьпринадлежать — к нам. Назад дороги нет.

Она решила снять со своего дрейка седельную суму, но Лохиванобошел ее и сделал это прежде, чем она успела даже попытаться.

— Только водное пространство отделяет меня от моего отца идругих враадов. Или они придут за мной, или я отправлюсь к ним.

Лохиван жестом подозвал другого Тезерени, который подбежал ипринял поводья дрейка Шариссы. Позаботившись об этом, Лохиван пошел прочь, всееще неся в руках седельную суму Шариссы. Та последовала за ним — хотя быпотому, что знала — он продолжит свой путь независимо от ее поведения. Шариссазнала, что, пока он держит в руках эту суму, ей придется выслушивать его.

— Пересечь эти воды — смертельно опасно; эльфийка, которуютвой отец взял в жены, должна была сказать тебе об этом.

— Она же осталась в живых, ведь так?

— Другие погибали. Кроме того, ты думаешь, что сможешьдоплыть туда одна?

— Я снова обрела свои способности — и не благодаря тебе идругим Тезерени.

Он остановился перед чистым, гладким участком. Если быШарисса остановилась там, то оказалась бы в самой середине лагеря. Кстати,рядом находился дозор из нескольких Тезерени.

— Эльфы, насколько я понимаю, не лишены магических сил. Мы,возможно, и могущественны, но следует уважать и менее сильных.

Она протянула руку и забрала у него суму.

— Когда это враады уважали менее сильных? Вы так легкозабыли Нимт?

— Едва ли. Я научился большему, чем ты думаешь, Шарисса. Яуважаю этот мир. Хотя это не помешает мне выполнять мой долг перед кланом. Мыдолжны покорить для себя Драконье царство. А этой глупости — когда один народсоревнуется с другим — следует положить конец. Из-за нее, кажется, уже погиблиискатели. Мы же — если ты вспомнишь — последняя надежда основателей иметьпреемников. Нам не следует разочаровывать их.

Пока он говорил, Шарисса опустилась на колени и открыласуму. Ту еду, которую она вынула, можно было бы заколдовать, а не нести насебе, но Баракас хотел, чтобы волшебством пользовались как можно меньше. Вотличие от Нимта, который терпел от враадов в течение тысячелетий всякиевыходки, этот мир был достаточно злым. Тезерени могли воспользоваться колдовствомстарого мира, но это по-прежнему изматывало их физически. Даже Шариссе такоедавалось нелегко. Баракас заявлял, что хочет, чтобы все находились в самойлучшей форме — на случай атаки. Возможно, что искатели могли еще и не знать оприближении Тезерени. Чрезмерное использование волшебства могло бы насторожитьпернатых и уничтожить всякое преимущество, которое имела внезапностьэкспедиции.

Шарисса сомневалась, что эти причины были главными. Онаподозревала, что глава клана хотел, чтобы его люди захватили гнездовье безпомощи колдовства; это подняло бы боевой дух и прибавило уверенности в том, чтоИмперия, находящаяся в этой земле, была их подлинной судьбой.

— Послушай меня! — зашипел Лохиван, опустившись на коленорядом с Шариссой. — Его голос был очень тихим и встревоженным. — Я твой друг —веришь ты мне или нет. Я думаю о тебе!

— Когда это не мешает твоим благородным мыслям касательнотвоего клана. Я устала, Лохиван. Иди поговори с одним из своих братьев, илисестер, или родственников — или с кем угодно; но прекрати разговаривать сомной.

Он поднялся и стал темной тенью на фоне последних тусклыхлучей заходящего солнца.

— Ты и этот эльф… вы заодно!

— Что ты хочешь сказать об эльфе? — Шарисса как моглапостаралась выглядеть не слишком заинтересованной.

Лохиван счел ее интерес к эльфу делом само собойразумеющимся.

— Мне придется провести еще один бесплодный вечер в попыткахубедить его, что он тщетно продолжает хранить свои тайны. При том, что егоспутники мертвы и его народ находится далеко, ему следовало бы вести себяразумно. А вместо этого он просто скрежещет зубами, уставясь в никуда.

Шарисса почти не слышала большую часть сказанного Лохиваном.

— Что вы сделали с ним на этот раз? Резкость в ее голосе неосталась незамеченной.

— Только то, что необходимо. Мы были осторожны: израненный,он не принесет никакой пользы. Он знает эту землю лучше, чем мы. И его знанияследует добавить к нашим.

А не могла бы она?.. Мысль была настолько возмутительна, чтоШарисса отбросила ее почти сразу же. Она взглянула на Лохивана.

— Я могла бы поговорить с ним — если вы мне позволите.

— А отчего ты хочешь это сделать? — Его недоверие былопонятным. С чего бы ей помогать Тезерени? Волшебница надеялась, что се ответприглушит его подозрения.

— Я хочу спасти его от дальнейшего гостеприимства Баракаса —его и Темного Коня. Посмотрим, смогу ли я что-либо сделать. Если я добьюсьуспеха, то, полагаю, мне позволят провести немного времени также и с ТемнымКонем.

— Ты ожидаешь… Она подняла руку.