— Разве Баракас не говорит, что те, кто оказывает услугу,должны быть вознаграждены? Я запросила чересчур много?

Лохиван молчал так долго, что Шарисса побоялась, что онсразу отклонил ее предложение, а он просто изумлялся ее наглости. Затем онрассмеялся.

— Я спрошу его разрешения. Эта идея может позабавить его также сильно, как и меня. — Он собрался уходить, затем обернулся и тихо добавил: —Возможно, тебя это и не удивит, но за тобой наблюдают.

— Я едва ли надеялась, что повелитель Баракас не позаботитсязастраховать себя от моих благих намерений. Мне думается, я знаю, что могло быслучиться, пожелай я испытать свои способности.

Это снова вызвало добродушный смех.

— Если бы тебя выдали за Ригана, то сделали бы этосовершенно напрасно.

Она занялась своим одеялом и не ответила.

— Я вижу, что стал лишним. Если мне удастся получить длятебя разрешение поговорить с эльфом, я дам тебе знать. А до тех пор — спокойнойночи. — Он пошел прочь; его тяжелые сапоги крушили упавшие веточки и листья.Шарисса подождала, пока эти звуки утихнут, а затем обернулась, чтобы проводитьего взглядом.

— Я бы лучше вышла замуж за Ригана, — прошептала она. — Покрайней мере, он последователен во всем.

— Госпожа Шарисса?

Волшебница стряхнула с себя сон. Ночь все еще окутывалаземлю, но ничего существенного это ей не сказало.

— Скоро утро?

— Нет, госпожа моя. — Женщина-воительница склонилась надней, держа в одной руке шлем. Если бы ее одели во что-то иное, чем доспехи, онамогла бы оказаться привлекательной. Тезерени, вообще говоря, обходились безволшебных изменений своих лиц и фигур, предпочитая обходиться теми, что дала имприрода. Для многих это означало иметь некрасивые черты лица. Некоторым изотпрысков Баракаса — вроде Геррода или его покойного брата Рендела — достаточноповезло, так как внешность они унаследовали скорее от матери, чем от отца.

— А который час?

— Едва лишь наступила полночь, госпожа моя Шарисса. —Воительница почесала щеку. В свете неполных лун волшебница видела, что та самаясухость кожи, от которой страдали многие Тезерени, распространилась у этойженщины на щеку, разрушив ее красоту.

Из-за сна волшебница соображала медленно. Существовалапричина, по которой Тезерени могли сейчас обратиться к ней, но она не могладогадаться, какая именно.

— Тогда почему меня потревожили?

— Баракас, повелитель Тезерени, дал вам разрешениепоговорить с эльфом.

— Конечно же, наедине.

— Конечно же, госпожа моя.

Обе они знали, что это было неправдой, но споры на этот счетне принесли бы Шариссе никакой пользы. Ей просто придется соблюдатьосторожность, когда она будет говорить с Фононом. Он поймет почему. Дуракомэльф не был.

Шарисса встала.

— Дайте мне минуту. — Она взяла кое-что из еды, включаянемного тезеренского вина, которое дал ей Риган. То, что клан дракона умелделать такое превосходное вино, было в ее глазах их единственным достоинством.

Когда она была готова, воительница повела ее к фургону, гдедержали Фонона. Двое стражей стояли наготове, поджидая их. Шарисса полагала,что поблизости будет находиться Лохиван, но не увидела его. Сожалеть об этомона не стала.

Ее проводница поговорила с охранниками и указала на Шариссу.Один из них кивнул и отступил в сторону. С таким видом, как будто онеповиновении и речи не могло быть, волшебница прошла ко входу в фургон.Тезерени предпочитали фургоны, которые были скорее комнатами на колесах — сокнами и дверью. Не было никакой необходимости в таком сложном сооружении —сошел бы и простой фургон, крытый тканью; так что здесь проявились вкусы клана.В чем-то он походил на крошечную цитадель. Шарисса знала, что фургон был даже —до некоторой степени — защищен особыми заклинаниями.

Когда она открыла дверь, свет внутри ослепил ее. Ее глазам,привыкшим к темноте, понадобилось некоторое время, чтобы прийти в норму.Шарисса увидела, что фургон освещен лампой, и спросила себя, не специально лидля нее это было сделано. Лампа свисала с крюка в потолке. Помимо этого, здесьлежало несколько таинственных мешков, которые были окутаны легкой ауройволшебства, но ничто не заставило се проявить беспокойство. Какие-нибудьприпасы; они встречались ей достаточно часто.

В фургоне присутствовал лишь Фонон.

Он был скован так, чтобы мог сидеть на полу, вытянув ноги,но были и другие цепи — выше; они указывали на то, что иногда его заставлялистоять во весь рост — вероятно, во время допросов. Физически Фонон выглядел нехуже, чем в последний раз, когда волшебница разговаривала с ним. Пытки враадов,правда, не обязательно оставляли видимые следы.

Она закрыла за собой дверь — хоть это и не означало, что ихне могут услышать. Это давало им, по крайней мере, видимость уединения.

— Фонон? — Усталая фигура не отвечала. — Фонон? — ГолосШариссы дрожал. Или они убили его и оставили здесь труп, чтобы она его увидела?Была ли это безумная шутка Лохивана?

Его грудь поднималась и опадала. Шарисса издала вздохоблегчения; мысль о смерти ужаснула ее больше, чем она могла бы подумать. Эльфздесь был единственным существом, кроме Темного Коня, которого она могла бысчитать другом.

Фонон открыл глаза. Его красивое лицо портили темные кругипод глазами и очень, очень бледная кожа. Несмотря на огромные муки, которые онперенес со времени их последней встречи, в его глазах по-прежнему горел огонь.Когда они сосредоточились на Шариссе, этот огонь разгорелся ярче, как будто ееприсутствие приободрило его.

— Госпожа Шарисса. — Он закашлялся. — Мне сказали, что выпридете. Я думал, что их слова — только новая пытка. Я думал, что я никогда неувижу вас снова.

— Я не могла попасть к вам. — Не будет никакого вреда, еслинемного поговорить об их последней встрече. Теперь она была уверена, чтоТезерени, по крайней мере, знали о ней, если и не слышали того, о чем онивдвоем беседовали в тот раз.

— А потом я обнаружила, что вас переместили.

— Эти Тезерени любят играть в игры. Одна… одна из таких игрсостоит в том, чтобы перемещать меня из одного места в другое, и каждое… каждоеследующее помещение хуже предыдущего.

Шарисса подошла поближе, чтобы прикоснуться к нему.

— Мне жаль. Мне следовало добиваться усерднее… свидания и свами, и с Темным Конем.