Слухи нехорошие пошли. Разведка доложила, что загадочная немецкая контора на букву «А» что-то… вызвала, и это вселилось в обычный «тигр», который после этого стал ну совсем не обычным. И сами гансы полученного результата, мягко говоря, боятся.

Наши бы тоже боялись, но мозг военного – такая штука, что рассуждает прямолинейно. Есть вражеский танк? Нужен убийца танков. Тяжеловозы, типа «исов», для этого не годились, нужен был кто-то юркий, как «тридцатьчетвёрка».

Ну, вот меня и сделали.

Ещё и цинично замаскировали под обычный Т-34-85 – на лоб корпуса наварили имитации люка мехвода и курсового пулемёта «как на тридцатьчетвёрке». Не, на самом деле смысл в этом был, как потом выяснилось: у «восемьдесят пятого» лоб как у обычной тридцатьчетвёрки – 45 мм, а у меня там – 90 мм и под хорошим углом, и Белый поэтому… Ладно, что вам все эти миллиметры да калибры.

Это я сейчас так рассказываю, про броню и всё такое, а на самом деле на свет я появился не в цеху и не на Гороховецком полигоне. Там был ещё не я, а те самые пресловутые «тридцать тонн». Я же появился в тот момент, когда Найдёнов похлопал по броне свежеполученный танк.

Найдёнов – он вообще был странный. Говорили, что до… всего этого он в предыдущем своём танке сгорел, но выжил назло всем врачебным прогнозам. Только не помнил ничего, как дитя малое… кроме нас, танков.

А ещё он со мной говорил. Да и не только со мной, вообще – с танками. А может, и не только с нами? Но, правда, похлопает он вот так по броне тридцатьчетвёрку искалеченную, которую в тыл везут, поговорит с ней, разбудит, она оживёт и, типа, на ремонт и в бой… а её, бедную, или на запчасти, или вообще в переплавку. Грустно. И Найдёнову грустно, я видел, как он маялся, но и молчать с нами он не мог.

Как у него это получалось? Нашли, кого спросить! Это к Тоту. Просто человек он был такой – как будто настолько живой, что и сам не погибал, и нас… оживлял. Своим вниманием, разговором… собой. В нём ничего, кроме этой вот силы, и не осталось, сгорело в том танке вместе с памятью.

И вот он меня по броне похлопал, за рычаги сел, сказал шёпотом: «Ну что, Тэшка, повоюем?» – и… появился я. Тэшка.

Кто Найдёнова нашёл, как догадались именно его взять для охоты на Белого – мог бы сказать разве что наш майор-куратор, ехидный особист. Думаю, он и про меня – что я ожил – догадывался. Хитрый дядька и, главное, точно знающий откуда-то, что всё это не выдумки… С нами повсюду таскался.

Забавное было время… Первый раз дизель запускаешь и балдеешь от того, что он там, в корме, ревёт, как медведь в берлоге; впервые, осторожно трогая траками мёрзлую землю, выползаешь из капонира, а колючка, ну, которая проволока, в траках застревает – бр-р… А первый выстрел, когда мы какую-то несчастную сараюшку на потеху высокому начальству фугаской развалили с километра – ну так это вообще! Выстрел! Мощь! Я охотник и победитель! Всех «тигров», что белых, что чёрных – на куски, «пантер» – в лоскуты! Короче, разбегайся, кошатник, медведь пришёл!.. Ха, как вспомню – самому смешно.

…Ну а после всех испытаний командованием нам было выдано грозное ЦУ: «Найти и уничтожить!» – чем мы – я, Найдёнов и экипаж – и занялись.

Белый не заставил себя долго ждать.

И вот тогда-то, в бою с ним, я внезапно понял, что ни я, ни Найдёнов – не бессмертные ни разу. Когда мне первая болванка от Белого по щеке башни чиркнула – я даже испугаться не успел… А вот второй он строго в лоб корпуса зарядил – прямо в «люк мехвода». Тут-то эти лишние 45 мм брони очень пригодились! Но этот же «люк» чутка нас и не угробил – его осколок мне под башню залетел и заклинил её нахрен.

А третьим выстрелом Белый мне ленивец на левом борту снёс и три звена гусли вместе с ним.

Вот это было уже БОЛЬНО… и страшно. Хорошо, что Белый в этот момент уже от меня два бронебоя огрёб – первый в корпус, а второй строго в лоб башни, её от такого аж развернуло! Короче – горел он, как свечка, и задним ходом за угол дома отползал. А мы наводились для третьего выстрела… Как? Каком сверху! Поворотом корпуса! Никогда не пробовали стрелять в ответ, когда вам только что… ну, по башке и в грудь поленом пробили и на сладкое ногу сломали, левую?! Ну, вот и не пробуйте, человеки.

А мы ведь тогда всё-таки попали… и эта тварь в своём белом тумане растаяла. Видели это все – и удар, и искры… и всё. Как сквозь землю этот гад провалился!

Но провалился удачно… нам тогда чутка полное выполнение задачи не зачли. Только Найдёнов упёрся рогом и майора нашего убедить смог. Как с цепи тогда сорвался! Мы были, кажется, единственным танком – свободным охотником в РККА! Я, Найдёнов с экипажем и майор с убойной бумагой, по которой нас надо было кормить, заправлять, заряжать, чинить и не мешать. Даже когда Найдёнова и майора в Особый отдел таскали – разговаривали с ними там по тем меркам очень-очень вежливо. Ну, просто намекнули, что у немцев есть и другие танки окромя «тигров». Тогда мы начали убивать всех гансов, что нам попадались. Реально – всех, а до этого мы строго на «тигры» охотились.

Я тогда… повзрослел как будто. В процессе участвовал в полный рост. И корпус сам поворачивал, когда понимал, что Найдёнов не успевает, а эта «ягдпантера» нас сейчас угробит! И пушку чутка доводил, когда видел, что наводчик, мазила криворукий, мимо целит, и…

Ну и к маю сорок пятого мы сотни полторы гансов наколотили. Только мы их не считали, а носились по фронту, как тот мужик на своём пароходе за своим белым китом, о котором мне Тот книжку читал. У нас тоже был свой белый… только не кит, а «тигр».

А потом – кончилась война. Совсем.

Больше никаких боёв, «тигров» и походов. И сойти бы нам с Найдёновым с ума, но после одного очень-очень долгого разговора с майором мы оба – и я, и Найдёнов – оказались на полигоне… и проработали там без малого тридцать лет, до 1973 года.

Я на испытаниях новых 100 мм снарядов, а Найдёнов был главным спецом по танкам. Он просто мог сразу сказать, что и