финансовых пузырей вполне очевидна. Вместо того чтобы пытаться выполнить трудоемкую оценку стоимости акций с высокой прогнозируемой прибылью – будь то акции компании Южных морей в 1720 году, RCA [109] в 1928 году, доткома Pets.com в 1999 году [110] или компании «Тесла» сегодня, – инвесторы опираются на простейшую эвристику: эта компания явно собирается изменить мир, а потому за ее акции стоит заплатить практически любую цену.

Канеман, Тверски и другие исследователи также обнаружили, что к числу наиболее действенных эвристик принадлежит человеческая восприимчивость, то есть наше чрезмерное внимание к драматическим событиям. Вот наглядный пример: в событиях 11 сентября 2001 года, важнейших для современной истории США, погибло почти три тысячи человек. Смерть даже одного человека в результате террористического акта наверняка угодит в заголовки СМИ, однако отдельные жертвы обыденного насилия (гибель от огнестрельного оружия, опиоидов или в автомобильной аварии) фактически игнорируются средствами массовой информации, притом что их ежегодно насчитывается более тридцати тысяч в каждой из этих трех категорий в Соединенных Штатах Америки362. Американцы гораздо реже погибают в терактах, чем от удара молнии, однако США выделяют куда больше ресурсов на борьбу с терроризмом, чем на предотвращение ежегодной сотни тысяч смертей от огнестрельного оружия, автомобилей и наркотиков. (Точно так же любого туриста, который собирается в Израиль, родич или друг наверняка спросит, не пугают ли его террористы, хотя с 2005 года вероятность гибели в дорожно-транспортном происшествии в Израиле примерно в двадцать раз выше, чем от теракта363.)

Канеман и Тверски определяют вышеупомянутые заблуждения как «эвристику доступности». При этом восприимчивость регулируется и другими факторами – временного характера: так, люди намного охотнее приобретают страховку от землетрясения или наводнения сразу после природных катастроф. Тут, разумеется, речь идет об «эвристике новизны».

Если коротко, люди поддаются собственной восприимчивости, и эта склонность проявляется в финансовых маниях сразу несколькими способами. Драматическая новизна передовых технологий (например, возможность облететь планету на скорости в сотни миль в час или мгновенная доставка развлечений и важнейших мировых событий на дом посредством телевидения) чрезвычайно важна – но до тех пор, пока эффект новизны не спадет.

Эвристика новизны также искажает представление инвесторов о долгосрочной реальности: если цены на акции растут на протяжении ряда лет, отсюда делается вывод, что их доходность будет повышаться и впредь; по мере роста цен акции становятся более привлекательными, что приводит к дальнейшему росту цен. Налицо самовоспроизводящийся «благотворный цикл», способный загнать стоимость акций в стратосферу. А при длительной биржевой игре на понижение происходит, разумеется, обратное.

Подобно большинству экономистов, Мински не проявлял интереса к психологии, но прекрасно понимал, что людьми правит «человеческое, слишком человеческое» предпочтение нарративов количественным выводам. Всем нравятся занимательные истории; в тисках пузырей людям, которые сталкиваются с малоприятными или трудоемкими расчетами, такие нарративы сулят спасительное избавление от нудного и кропотливого анализа. Вряд ли будет преувеличением посчитать нарративы патогеном, который распространяет «болезнь мыльных пузырей» по человеческому обществу.

Чтобы понять, как пузыри лопаются, достаточно лишь немного расширить метафору эластичных денег. Вообразим резиновую ленту диаметром в дюйм и длиной в несколько сотен футов. Вокруг стоят сотни зевак, праздно наблюдая за происходящим, а растягиванием ленты занимаются всего несколько десятков человек. Вообразим далее, что растяжение резиновой ленты обогащает тех, кто ее растягивает; чем длиннее она становится, тем больше внимания привлекает со стороны зевак. Самые наивные среди последних думают, что ленту будут растягивать бесконечно, но более опытные понимают, что рано или поздно она резко сократится. Эти опытные словно «запрограммированы» реагировать при первых признаках сжимания ленты и вполне уверены, что не пропустят нужный момент; то есть они готовы к сжатию.

Наконец некоторые из тех, кто тянет ленту, ее отпускают, что увеличивает нагрузку на оставшихся. Затем «запрограммированные» в спешке разбегаются, и очень скоро лента не просто восстанавливает свою естественную длину, но сворачивается в тугую спираль. Какое-то время спустя самые проницательные зеваки соображают, что сжатую ленту не составит труда растянуть снова, и цикл возобновляется.

* * *

К 1920-м годам все четыре условия Хаймана Мински имелись в наличии.

После Первой мировой войны в повседневную жизнь ворвались пять технологических достижений. Двигатель внутреннего сгорания, изобретенный в конце девятнадцатого столетия, был первым из них и способствовал двум другим достижениям – изобретению братьями Райт полета на аппаратах тяжелее воздуха и распространению автотранспорта, что позволило людям путешествовать на дальние расстояния по своему желанию. К 1925 году более трети американских семей владели автомобилем364.

Четвертым достижением стало радио. В 1895 году Гульельмо Маркони передал сообщение азбукой Морзе на несколько километров в итальянской сельской местности, а за два последующих десятилетия дорогостоящая новая технология была зарезервирована для частной передачи конфиденциальной и ценной информации; даже в Соединенных Штатах Америки радио применялось почти исключительно для морской связи, поскольку на суше телеграф выглядел гораздо более надежным и менее дорогим средством коммуникации (связь между континентами осуществлялась по подводным кабелям).

В 1915 году сотрудник Маркони по имени Давид Сарнофф написал знаменитую «Записку о музыкальной радиошкатулке» (Radio Music Box Memo), в которой предлагал сделать радио доступным для широкой публики и «принести музыку в дома без проводов». Сарноффу потребовалось приложить немало усилий к тому, чтобы Маркони согласился поделиться с обществом своим прибыльным инструментом, но в 1919 году Маркони и компания «Дженерал электрик» учредили Американскую радиокорпорацию (Radio Corporation of America, RCA), а к 1920 году начали действовать первые две радиостанции, KDKA в Питтсбурге и WWJ в Детройте. Впервые в истории концерты, спортивные состязания и свежие новости транслировались в прямом эфире; вне сомнения, изобретение радио сопоставимо по значимости с распространением телеграфа и Интернета в том отношении, что оно изменило повседневную жизнь.

Джордж Бернс и Грейси Аллен [111], бой за звание чемпиона в супертяжелом весе в 1921 году между Джеком Демпси и Жоржем Карпантье [112], а также свежие новости во всех домах страны поразили человечество даже больше, пожалуй, чем возникновение Всемирной паутины в начале 1990-х годов. Корпорация RCA манила и прельщала инвесторов, и к концу 1920-х в Америке, когда в разговорах звучало слово «радио», почти повсеместно оно относилось к акциям корпорации, а не к самой технологии или к оборудованию.

Пятая трансформирующая технология – это стремительное развитие электроэнергетических компаний, которые проникали во все жилые дома страны и обеспечивали энергией ее фабрики. Джи-Пи Морган и его коллеги учредили «Дженерал электрик» целое поколение назад, однако этой компании и ее конкурентам потребовались десятилетия, чтобы полностью электрифицировать Америку.

Все пять «замещений» – двигатель внутреннего сгорания, самолет, автомобиль, радио и доступная электроэнергия – стимулировали экономику «ревущих двадцатых» [113], а подспорьем им служило массовое производство Генри Форда и методология инженера-механика Фредерика Уинслоу Тейлора, который с конца девятнадцатого столетия возглавлял «движение за эффективность», превратившее секундомер в контролера