Фландрию у валлонов, потому что в скором времени те не смогут пользоваться французским где-нибудь в Руселаре или Херенталсе.

Эта мысль лежит в основе сомнительной манеры, в которой франкоязычные бельгийцы до сих пор обращаются с понятием языковой свободы: хорошо для меня, но не для тебя. Отсюда понятный страх перед засильем фламандского большинства. Но даже при том что валлоны тогда были в меньшинстве, официальная Бельгия была франкоязычной.

Вскоре Валлонское движение потребовало федерализма, причем с бóльшим напором, чем Фламандское движение. Во время Второй мировой войны Валлонское движение уходит в Сопротивление, возникают подпольные группы, такие как «Свободная Валлония» и «Валлонское обновление». В 1945 году в Льеже созывается Валлонский национальный конгресс. На него приглашаются все валлонские депутаты и министры. В Валлонском движении политики всегда владеют инициативой, и в этом его большое преимущество перед фламандскими боевыми объединениями, которым не хватает демократического контроля. На этом Валлонском конгрессе меньшая часть из 1046 делегатов голосует за присоединение к Франции, а 15% — за независимость Валлонии. Это обескураживает оргкомитет Конгресса, ведь через год после освобождения энтузиазм по-прежнему не убывал. Оргкомитет ставит на голосование другую идею: автономию Валлонии в рамках Бельгии. Валлонский писатель Шарль Плиснье — не последняя спица в колесе, он жил и работал в Париже и был первым зарубежным автором, удостоенным Гонкуровской премии — выступает с зажигательной речью в поддержку этой идеи. Конгресс устраивает продолжительную овацию и поет «Марсельезу».

Впоследствии Валлонское движение найдет себе другую дорогу, хотя идея независимости всплывает снова и снова. После Королевской проблемы и забастовок 1960- 1961 годов, когда никто не мог отрицать экономического спада в Валлонии, все это заставило Валлонское движение развернуться в сторону федерализма. Оно намерено спасать загнивающую валлонскую экономику путем структурных преобразований. Появляются и исчезают националистические партии, такие как Валлонское народное движение. Это происходит не по причине плохой организации либо нехватки голосов, но потому, что другие партии, прежде всего самая сильная, социалистическая, жадно присваивают себе весь комплекс идей о федерализации. После войны, во всяком случае с 60-х и еще активнее с 80-х годов благодаря проведению государственных реформ Валлония становится единой, самодостаточной областью, следующей своим собственным валлонским, путем. В этой эволюции Социалистическая партия играет ведущую роль. «Красным» достались колотушки, хотя и не такие болезненные, как их политическим оппонентам-католикам во Фландрии, и намного слабее, чем братским социал-демократическим партиям в соседних странах. Существует еще немало валлонских общин, где социалисты сохраняют абсолютное большинство, в отдельных случаях даже более 60%. Социалистическая партия остается в Валлонии самой сильной политической формацией. Валлонские либералы создали широкую народную партию и ориентируют ее в точности наподобие «зеленых», которые сейчас привлекают на свою сторону каждого пятого избирателя. Бывшие валлонские христианские демократы катятся под откос. Но все они — христианские демократы или либералы, «зеленые» или «красные» — все они стремятся к одной общей цели: осторожно, но решительно вытаскивать свой регион из-под развалин экономики, под которыми он оказался.

Я рад, что Валлония — часть моей страны. Я хочу купить все дворцы и усадьбы Кондроза. Я рад тому, что меня ждут забытые уголки Фаменн и Арденн. Зимой я с удовольствием пью пекет (местную можжевеловку) и c аппетитом ем потэ (бобы с копченым салом и картофелем). Свою любовь к Боринажу я уже запечатлел в сборнике стихов. Не менее велика моя любовь к селам и домам из природного серого камня в Намюре, Люксембурге или Льеже. Ах, в валлонском Брабанте полно тех, кто сбежал из Брюсселя, а «Черная земля» соперничает с худшими образцами того, что втоптала в землю промышленная Англия. Но помимо этого Валлония реже населена, бережнее застроена: должен признать, что валлоны, несмотря на беспечное бельгийское строительство, с большей любовью и пиететом обращались со своей землей, чем фламандцы со своей.

И последнее. Несмотря на ощутимые недуги индустриальной Валлонии, «коричневая чума» никогда не имела в ней таких шансов на успех, как в благоустроенной Фландрии. Настало время нам, фламандцам, идти в ученье к валлонам.

Последние бельгийцы

[48]

В городке Эйпен на площади Вертплац стоит памятник, единственный в своем роде в Бельгии. Он установлен в честь граждан Эйпена и окрестностей, погибших во Франко-прусской войне 1870— 1871 годов. В то время не было ни одного бельгийского добровольца, ушедшего воевать за рубеж. Эйпен тогда не входил в состав Бельгии. Из Эйпена, Мальмеди и Сен-Вита можно было проехать 1200 километров на восток и не наткнуться ни на одну таможню, до самого Кёнигсберга кругом была одна только Германия. Сейчас Кёнигсберг называется Калининград и находится в той же стране, что и восточноазиатский город Владивосток.

Эйпен, Мальмеди и Сен-Вит входили в состав империи, протянувшейся от Меца в Лотарингии и Шлетштадта (теперь Селестá) в Эльзасе до городов Мемель и Хадерслебен — теперь соответственно Клайпеда в возрожденной Литовской Республике и Хадерслев в Дании. Von der Maas bis an die Memel, von der Etsch bis an den Belt («От Мааса до Мемеля, от Эча [Адидже] до [Малого] Бельта», — пели немцы в те времена, когда мои отец и мать родились на свет. Это строка из тогдашнего германского гимна «Дойчланд юбер аллес».

В 1918 году этот участок земли оказался в невзрачном двуязычном королевстве у Северного моря; в новом отечестве он назывался Восточными или, на французском, «выкупленными» кантонами (les cantons rédimés). С тех пор Германия потеряла третью часть территории, была разорвана на куски, оказалась внутри двух враждующих блоков, а затем, когда никто этого не ожидал и не надеялся на это, молниеносно воссоединилась. Она заплатила высокую цену на свою сатанинскую власть и за две мировые войны, начавшиеся на ее земле.

В 1940 году Гитлер присоединил Восточные кантоны к Третьему рейху. В 1945 году они снова стали частью Бельгии. Таковой они остаются и поныне на радость местному населению. Даже объединенная Германия манит все меньше.

Однако Восточные кантоны были включены в состав Бельгии против их воли. Только в валлонскоговорящем Мальмеди и ближайшем к нему районе, так называемой Прусской Валлонии, население не хотело оставаться в Пруссии, особенно после объединения и попыток германизации. Официальным языком всего Рейха был немецкий. Французский был запрещен в 1877 году даже в начальной школе, священникам запрещалось проповедовать на этом языке. Они перешли на валлонский.

У Бельгии есть свои методы опроса мнения своих граждан. Имеющие право голоса могли протестовать против присоединения. Результат подсчета голосов оказался на старый