разрыв с немецкой культурой должен быть полным и бесповоротным. Бюйссере лгал, утверждая, что таково общее желание населения Восточных кантонов. Либералы и социалисты жили надеждой, унаследованной у Французской революции, что через офранцуживание можно вывести население из-под влияния католической церкви. Они не учитывали, что эти люди по воле случая появились на свет на границе и трижды за четверть века должны были против своей воли менять национальность. Систематически принимались меры по офранцуживанию начального образования. Худо-бедно это удавалось также и в школах второй ступени, хотя и не очень успешно.

Теперь этот период пройден. В регионе существуют франкоязычные школы, но большинство детей посещают обычную немецко-бельгийскую среднюю школу — Mittеlschule. В университет они издавна поступают в Льеже, а верующие католики — в Лёвенский католический университет в Лувен-ла-Нёв. Открытие европейских границ для дипломов из стран — членов Евросоюза не имело бы в этом приграничном регионе большого значения. Здесь велика притягательная сила Аахена; молодежь, особенно из Эйпена и его окрестностей, нередко для продолжения учебы отправляется в Аахен. К тому же этот город расположен ближе, чем Льеж.

В 1962 году была установлена языковая граница. Немецкая языковая область получила официальное признание — при сохранении прав живущих здесь франкофонов. В Мальмеди все наоборот. Здесь немецкое меньшинство может претендовать на свои права, однако не делает этого. Это вовсе не значит, будто немцы в Мальмеди отказываются говорить на своем языке. Средний класс там будто свихнулся. Клиент — король, и прусские валлоны очень мило говорят по-немецки, когда деньги через языковые и географические границы попадают на их прилавки. Но с 1962 года Восточных кантонов больше нет. Теперь это Немецкая Восточная Бельгия, и здесь живут 70 тысяч бельгийцев, не имеющих никакого отношения к своим бывшим валлонским соотечественникам из Мальмеди.

Всякий раз, приезжая в эти края, я наблюдаю, что же здесь осталось немецкого. Очень по-немецки выглядит, например, Церковь Святого Николая в Эйпене, с ее большим позеленевшим медным куполом, выдержанная в среднеевропейском стиле, или же полностью восстановленная после 1945 года церковь в Сен-Вите. Правда, немецкие туристы из-за соседней границы уверяют, что теперь она выглядит совсем иначе. Они с удивлением встречают немецкие деревни и городки посреди фрагментов Бельгии: бельгийских вилл, бельгийских кафе, бельгийских мелких фирм. Я замечаю тяжелые немецкие надстройки на добротных, представительных домах. Они замечают бельгийские фронтоны и претенциозные бюргерские хоромы. Это приграничная зона, и местные жители все понимают.

Сначала они и слышать не хотели о Бельгии. Теперь, похоже, они стали последними настоящими бельгийцами. Их не заботят языковые распри. Они находят, что Бельгия — очень приличная страна. Вместе с населением среднего по величине провинциального города они получили самостоятельный статус, и этим Бельгия вправе гордиться. В других странах царит древний обычай обстреливать такие меньшинства из мортир с окружающих холмов. Не многим меньшинствам в Европе выпадает на долю столько заботы и внимания, как нашим немецкоговорящим — настоящий шанс для малой страны стать великой. С таких позиций Бельгии было бы лучше стать конгломератом десятков меньшинств, каждое со своим равноценным сопоставимым статусом. Спор о языке рассыпался бы вдребезги.

На горе Капера в Эйпене стоит классический серый дом. Там собирается Совет общины. В Совете 25 членов. В доме есть зал заседаний, есть кабинеты для фракций. В зале имеется оборудование для синхронного перевода на случай приезда важных гостей из «внутренней» Бельгии.

В октябре 1986 года у бельгийских немцев была даже своя сенсация: они получили право напрямую выбирать свой Совет. Брюссельцы подошли к этому только через три года, фламандцы и валлоны еще позже. Тем временем на политику региона начали оказывать влияние также и бельгийские национальные интересы. После выборов 1999 года католики, преобладавшие в Совете, были оттеснены в оппозицию. С тех пор здесь царит «фиолетовая» коалиция с местной примесью из рядов регионалистской партии ПроДГ.

Немецкоязычные представлены четырьмя министрами — по художественному образованию, службе организации досуга войск и др., короче, по делам культуры и тому, что после государственной реформы называют индивидуальными потребностями. Что касается других функций, то немецкоязычные делят их с валлонским сектором, например вопросы охраны общественного порядка, управления промышленностью и т.д. Но дискуссия о независимости еще не завершена. Раздается все больше голосов за преобразование Общины в самостоятельную область страны — подобно Валлонии, Фландрии и Брюсселю. Во время бесконечных переговоров 2010 — 2011 гг. эта идея снова стояла на повестке дня. Валлонская часть региона передала немецкой полномочия по охране памятников и ландшафта, а также по организации труда. Но по остальным вопросам немецкие парламентарии по-прежнему обращаются за помощью в Валлонский совет общины в Намюре. Там они имеют право на услуги по переводу и даже могут выступать на немецком. Теми же правами они пользуются в общенациональном парламенте в Брюсселе. Эти права они используют эпизодически, главным образом в торжественные, исторические моменты, потому что господа Гелен, Зомерхаузен, как ранее Коффершлегер, всегда могут объясниться на французском и даже на нидерландском.

В Эйпене выходит газета «Гренц-Эхо» («Пограничное эхо»). Эта серьезная католическая газета была учреждена в 1927 году в противовес местной прогерманской прессе. «Пограничное эхо» всегда была лояльна к бельгийскому политическому курсу, очень внимательно и даже по-отечески относилась к проблемам жизни общины. Долгие годы ее редактором был Анри Мишель, человек с железной волей, не приемлющий никаких компромиссов, — вопреки своему имени немецкоязычный, вопреки немецкому арестованный нацистами. Он был заключен в концлагерь Ораниенбург, но вышел оттуда живым.

У бельгийских немцев есть своя радиосеть. Это БРФ — Belgischer Rundfunk — полноценный радиоцентр с каналом новостей, музыкальной программой и всем, что положено. Есть и телепрограмма, которая повторяется каждый час. У БРФ своя редакция, она размещается в Брюсселе между франкоязычным и нидерландскоязычным корпусами здания Телерадиоцентра на улице Рейерслан. Скромных, дружелюбных журналистов из БРФ можно видеть на всех крупных пресс-конференциях, на заседаниях кабинета, в парламенте, во время правительственных кризисов. Все они хорошо говорят на французском и прилично на нидерландском. С журналистом из бельгийской глубинки так сразу не заговоришь по-немецки: во-первых, потому что лишь немногие журналисты в нашей стране знакомы с этим языком, а во-вторых, некая форма вежливости разрешает говорить на немецком только в собственном узком кругу.

В пограничной полосе БРФ держит в руках уникальные козыри. В ФРГ нет ни одной местной радиостанции такого формата. Ближайший радиоцентр находится в Кёльне; понятие «местное, локальное радио» в Германии выглядит иначе, нежели в Бельгии, оно значительно больше и шире по размаху. БРФ охотно пользуется этой разницей масштабов. В редакцию приезжают немцы