были глубоко унижены этим новым поражением. В течение нескольких недель приоритет отдавался миссиям по завоеванию превосходства в воздухе в ущерб миссиям огневой поддержки.

Для иракского диктатора разрушение Осирака стало настоящей катастрофой, даже не говоря о потере миллиардов долларов, вложенных в его строительство. Оно лишило его статуса ядерной державы, который позволил бы ему отговорить Иран от продолжения войны и навязать себя в качестве естественного лидера в арабском мире. Никто бы не осмелился напасть на иракский режим, если бы ему удалось обеспечить себя ядерной энергией, а затем и атомной бомбой – даже Израиль. Не имея перспективы обзавестись сверхмощным оружием в краткосрочной или среднесрочной перспективе, Саддам Хусейн понял, что у него больше нет способа заставить иранский режим прекратить войну. Он почувствовал, что война будет долгой.

Поэтому он ускорил мобилизацию своего населения и приказал продолжить ядерную программу, разбросав все свои объекты. К несчастью для него, никто из его партнеров не поддержал бы этот проект, даже Франция или Советский Союз. Доказав свою дальновидность, иракский президент не отдал приказа об ответных рейдах против Израиля, понимая, что он не может позволить себе роскошь открыть новый фронт и что он должен сосредоточить все свои ресурсы против Ирана. Но он усилил поддержку палестинского движения за независимость и всех тех, кто готовит террористические атаки на израильские интересы по всему миру.

Парадоксально, но уничтожение завода в Осираке пошло на пользу иракскому режиму, хотя он, возможно, и не осознавал этого. Только после того, как Ирак потерял всякую надежду на обладание ядерной энергией – и тем самым ограничил риски распространения ядерного оружия в регионе, – Вашингтон и Москва задумались о восстановлении связей с Багдадом. Соединенные Штаты и Советский Союз всегда договаривались избегать распространения ядерного оружия, чтобы сохранить свое превосходство в этой области. Через короля Иордании Хусейна Белый дом дал знать иракскому президенту, что Соединенные Штаты готовы установить более тесные связи с Ираком.

Что касается Кремля, то он сделал жест доброй воли, согласившись поставить первый из сорока МиГ-25, которые иракцы заказали два года назад, но на которые с тех пор было наложено эмбарго. Этот исключительный самолет, способный летать на очень высокой скорости (3 Маха) и большой высоте (25 000 метров), был единственным, способным выполнять разведывательные миссии в глубине вражеской территории и эффективно перехватывать иранские «Томкэты». Первые МиГ-25, поставленные в Ирак, поступят на вооружение 87-й эскадрильи осенью 1981 года.

Приостановка иракской ядерной программы также успокоила европейские правительства, которые больше не будут сомневаться в поставках оружия в Ирак. Со своей стороны, иранское правительство не имело особых шансов радоваться разрушению завода в Осираке или начать новые военные операции, поскольку оно было глубоко погружено в внутреннюю борьбу за будущее исламской революции.

Глава 11. Муллы приходят к власти

К июню 1981 года иранский президент Бани-Садр уже несколько недель боролся за политическое выживание. Наиболее радикальные представители духовенства, особенно аятолла Бехешти, были полны решимости положить конец его пребыванию у власти. В начале июня они открыто обвинили его в государственной измене, ссылаясь на его предполагаемые связи с руководителями ЦРУ. Джавад Мансури, сановник Исламской республиканской партии (ИРП), обнаружил документ, написанный в сентябре 1979 года Верноном Кассином, агентом ЦРУ, работавшим в Тегеране, который был найден во время разграбления посольства. В документе говорилось, что американские спецслужбы пытались завербовать Абола Хасана Бани-Садра.

Хотя американский шпион называл его кодовым именем «SD/Lure 1», детали доклада позволили иранским властям легко идентифицировать Бани-Садра. Президент не отрицал, что к нему обратился человек, предложивший ему 5000 долларов в месяц в обмен на регулярную информацию, но настаивал, что сразу же отклонил это предложение. Будучи уверенным в добросовестности Верховного лидера, Бани-Садр решил положиться в своей судьбе на решение Хомейни. Верховный лидер понял, что пришло время отпустить своего протеже, который больше не был эффективным лидером. 11 июня 1981 года аятолла Хомейни отказал Бани-Садру в доверии и лишил его поста главнокомандующего армией. 20 июня, после особенно напряженной сессии парламента, Бани-Садр был отстранен от должности президента, а Верховный лидер приказал временно поместить его под стражу.

Ликвидация секуляристов

Аболь Хасан Бани-Садр понял, что происходит. Опасаясь, что на него будет совершено покушение, он немедленно скрылся. Он сбежал из своего дома за несколько минут до того, как стражники режима прибыли, чтобы арестовать его, и присоединился к доверенным друзьям, которые прятали его в течение нескольких недель. На следующий день министр обороны Мустафа Чамран, по-прежнему один из его ближайших союзников, погиб в результате загадочного взрыва военного самолета, когда он осматривал фронт. Премьер-министр, глава парламента и генеральный секретарь ПИВТ согласились сформировать триумвират до проведения президентских выборов. Они воспользовались этой возможностью, чтобы попытаться устранить Масуда Раджави, который присоединился к Бани-Садру в укрытии. Однако его «Народные моджахеды» были полны решимости нанести ответный удар. Они восстали и начали кампанию кровавых террористических атак в крупных городах страны.

28 июня 1981 года оглушительный взрыв уничтожил штаб-квартиру ПИВТ. Ответственность за теракт взяла на себя организация «Народные моджахеды». Аятолла Бехешти, генеральный секретарь движения, глава Совета стражей революции и номер 2 режима, был среди семидесяти четырех жертв. Он едва успел насладиться своей победой над Аболом Хасаном Бани-Садром. Его правительство только что было обезглавлено: четырнадцать министров и государственных секретарей присутствовали на заседании, на котором он председательствовал. Смерть аятоллы Бехешти открыла дорогу двум более молодым муллам, которые в течение двух лет вынашивали планы по включению себя в гонку за верховную власть: Акбару Хашеми Рафсанджани, старшему из них, и Али Хаменеи.

46-летний Акбар Хашеми Рафсанджани был продуктом привилегированного воспитания в торговой среде: человеком веселым и прагматичным, но прежде всего агрессивно-амбициозным. Он был избран в парламент на первых выборах после Исламской революции. Родившись в чрезвычайно богатой торговой семье, он знал, что реальная власть находится в руках тех, кто контролирует финансы. Это знание подсказало ему решение проницательно маневрировать, чтобы стать спикером парламента, что позволило бы ему закрывать государственный бюджет и приписывать подпольные фонды в карман нового режима, когда это было ему удобно. Несмотря на свой искренний вид, Акбар Хашеми Рафсанджани в душе был повстанцем. В последние месяцы шахского режима он жил в подполье, чтобы избежать унизительного тюремного заключения. Он также был бойцом и стратегом, интересовался военными вопросами и без колебаний провел несколько недель на фронте в качестве представителя Верховного лидера в Высшем совете обороны. Он стремился к установлению теократии, которая сохранила бы революционные завоевания наряду с рыночной экономикой.

Эти амбиции подпитывали его враждебность к марксистским отколовшимся группам, таким как Народный моджахеддин. Его самым сокровенным желанием было достичь высшего уровня власти, чтобы восстановить и модернизировать Иран в соответствии с