Анетт сначала показала эту карту Жану-Виктору по дороге в Париж. Затем с этой картой они пришли к Первому Консулу. Изучив карту, Бонапарт сразу загорелся идеей вернуть Луизиану, отданную Испании после Семилетней войны. Моро, с подачи жены (действовавшей по плану Сперанского) предложил использовать обмен землями для возврата Луизианы.

Сам же Моро за своё согласие с заокеанским назначением, по совету жены, вытребовал у Бонапарта должность Генерального Администратора всех французских колоний в Америке. Благодаря этому, уже прибыв в Америку, Моро смог заменить губернатора Гваделупы генерала Ришпанса. Вместо него на Гваделупу Моро послал генерала Бернадота, ещё одного опального республиканца, которого Первый Консул по просьбе Жана-Виктора, тоже с удовольствием сплавил за океан. Бернадоту не помогло даже то, что его жена была родной сестрой жены Жозефа Бонапарта, брата правителя Франции.

Но для экспедиции Моро умный и дипломатичный Бернадот оказался находкой, как и предсказывал Анетт в своих письмах Сперанский. Гваделупой он управлял просто отлично, обеспечив там образцовый порядок и заручившись полной поддержкой населения.

— Устал, сил моих нет больше, — с такими словами Генеральный Администратор Моро вошел в спальню.

— Нет… — Анетт попыталась быстро встать с кровати, не получилось, потуг хватило только на то, чтобы повернуться. — Не так ты должен входить в нашу обитель любви.

Усталая улыбка стала ответом на шутливые претензии жены.

— Поляки? — догадалась Анетт о причине усталости.

— Почему с ними так тяжело? — посетовал Моро.

— Ты сам притащил Домбровского. Вот и терпи. Но… — лицо женщины стало строгим. — Узнаю, что этой ночью ты пил вино с офицерами, может и шлялся по портовым шлюхам… Я говорила, что найду тебе временную любовницу сама, пока я не могу…

— Кое-что ты можешь так, как никто иной, — усмехнулся Моро.

— Ложись спать! — сказала Анетта, любуясь своим мужем.

На самом деле, это она и посоветовала такое вот изуверство, как именно еще проверить боеспособность войск, подчиненных Моро. Мол, пейте с офицерами полночи, а на рассвете объяви тревогу. Получилось, как в той русской поговорке, «на зло бабушке отморожу уши». Сам придумал учения, сам же на них чуть и не умер от усталости и пыток над организмом.

Бывший Польский Легион генерала Домбровского, почти в пять тысяч штыков, Моро вывел из Италии, несмотря на требование Австрии выдать её подданных, перебежавших из австрийских войск. За это поляки были крайне благодарны Моро и готовы идти за ним куда угодно. Тем более, что во Франции в это время они никому не были нужны. К экспедиции, благодаря их агитации, присоединилось ещё больше двадцати тысяч поляков, бежавших во Францию после окончательного раздела Польши и перебивавшихся с хлеба на воду, как говорят в России, без каких-то особых перспектив. Брал с собой Моро и разного рода республиканцев из Италии.

Деньги? Они откуда-то брались, и Моро даже не хотел думать, как выкручивается Анетт. Нет, не через постель она решала вопросы, в этом Жан-Виктор был уверен, так как Анетта ходила только в сопровождении. Но находились люди, дающие деньги на переселение в Америку людям, ставшим неугодными на родине, и которые категорически не хотели отправляться в Россию. Были в армии Моро и гвианские индейцы.

Понятно, ни о каком французском патриотизме или республиканских идеях здесь и речи не шло. Аборигены из джунглей для этого были слишком дикими, они просто нанимались, чтобы получить от французов ружья, мачете, топоры, ножи, котелки, сковородки и другие железные предметы, полезные для жизни, плюс мундиры самых попугайских цветов и, наконец, просто деньги.

Помимо Аборигенов Гвианы, с согласия союзных испанских властей, Моро после прибытия на Гаити, начал вербовать (тоже по совету жены) в Американский Легион индейцев из испанских владений, конкретно из племён Юкатана.

Командовать Американским Легионом поставили генерала Ришпанса. Того самого, из Гваделупы. Правитель он был плохой, зато командир отличный. Генерал был храбр, решителен, прямолинеен, жесток к врагам, заботился о своих подчинённых. Все эти качества были весьма популярны среди индейцев, которые охотно шли за Белым Вождём. Кроме «иноземных» сил, Жан-Виктор под влиянием Анетт, не забывавшей советы Сперанского, позаботился и о том, чтобы обзавестись союзниками на острове.

— Все ли правильно? Я создаю большую армию, уже и негров с индейцами привлекаю. А что дальше? — сказал Моро и пристально посмотрел на свою жену.

Он был умным человеком, понимал… не было никакой конкретики, но то, что Анетт способствует росту силы Моро именно здесь, еще эти записи о полезных ископаемых. Жан-Виктор ждал, когда его женщина, наконец, озвучит то, к чему он готов. Но… она лишь улыбалась, с большим трудом пытаясь сесть на край кровати.

— Все правильно, мой любимый, — сказала Анетт. — И то, что ты осмелился отправить выскочке Наполеону Статут, в котором уровнял всех жителей колоний с теми, кто проживает в метрополии, великое дело. Это ли не есть будущее?

— Корсиканец отписался мне, намекая, что я слишком развернулся и спрашивает, нет ли у меня желания отправиться повоевать куда-нибудь, например, в Канаду, — присаживаясь в кресло рядом с круглым столиком, что стоял у распахнутого окна, Моро принял от служанки кофе.

— Да он пошлет тебя куда угодно. Одной рукой по голове гладит, подписывая Статут, другой толкает на авантюры, чтобы усложнить тебе жизнь, — в очередной раз подначила своего мужа Анетт.

— Вот, любишь ты меня унизить, — чуть раздраженно сказал Моро.

— Я люблю не унижать, а лишь тебя люблю, — нашлась Анетта. — Ты скажи мне лучше, готов ли дать янки отпор?

Белые войска Моро собирался поберечь для Луизианы, предвидя, что там понадобятся серьёзные силы для остужения хватательного пыла нахальных янки. Поэтому прибывшие из Франции полки он разместил в наиболее безопасных с точки зрения заразы местах.

Одним из мест, где располагались войска Генерального Администратора, был город Монте-Кристи, почти, как знаменитый роман супругов «Сперански», купленный Анетт в Париже и зачитанный до дыр, а также залитый слезами здешним дамским обществом.

— Скажи, любимый, а что дальше? — теперь вопрос задала Анетт.

Жан-Виктор понял, что вот он, тот самый разговор. Потому вырвался самый наболевший вопрос.

— Кто мне дает деньги… тебе дает деньги? — нажимом спросил Моро.

— Ты можешь со мной таким тоном не разговаривать? Или объявить тебе двухдневное молчание? — не менее решительно отвечала Анетт в ответ повышенному тону мужа.

Моро зажмурил глаза. Ночные учения не прошли бесследно, спать хотелось неимоверно. Может, именно