потянулась в постели. Солнце было уже высоко, но жары не ощущалось, как, впрочем, и холода. Северо-восточный пассат с Атлантики, врываясь в открытое окно, шевелил «противомоскитную» сетку у кровати. Между тем, большой нужды в подобной сетке не было. Скалистый остров Тортю, или Тортуга, как его называют испанцы, никогда не ведал болот, а леса практически полностью вырубили ещё в предыдущем столетии, оставив лишь редкие рощицы в северных скалах. Гнездиться этим мерзким кровососам было негде.

Бывшая цитадель пиратов нравилась Анетт куда больше, чем любой из городов большого острова с их тропической духотой. А убедить мужа остаться жить на Тортю не составило труда. Анетт прекрасно знала, на какие точки супруга надавить, а с какими сделать несколько иные манипуляции.

Приведённая наскоро в порядок заброшенная со времён Утрехтского мира старая крепость, казалась ей вполне уютной, хотя и далеко не такой шикарной, как губернаторские дворцы в Кап де Франсе. К слову, Анетт никогда не любила роскошь ради роскоши, предпочитая удобство и комфорт.

В конце концов, почему она должна страдать, да ещё и рисковать подцепить какую-то тропическую заразу только для того, чтобы какие-то гусаки и гусыни не подумали что-то не так? А не наплевать ли на их мнение? Если им так хочется, пусть жарятся и терпят укусы всяких гадов! А генерал Моро и его супруга стоят намного выше этих колониальных «мещан во дворянстве», многие из которых среди недальних предков имеют каторжников и проституток, сосланных из Франции, пыжащихся подражать Метрополии, но от этого только ещё более смешных!

Придерживая восьмимесячный живот, Анетт повернулась набок. Ребёнок вёл себя тихо, наверно отсыпался. Погладив живот, женщина улыбнулась, подумав, как же ей всё-таки повезло в жизни. Могла ли ещё десяток с небольшим лет назад дочь ювелира из Нанта, да и ювелира, честно говоря, не из самых первых, думать о том, чтобы стать женой генерала, губернатора богатейшей из колоний Франции, Генерального Администратора всех французских владений в Карибском море и окрестностях, главнокомандующего вооружённых сил Франции в Западном Полушарии? Жаль, отец этого не увидел…

«- Ах, ПапА, ПапА! Ну, почему вы не смогли жить без вашего выдуманного мира и смириться с тем, что я уже не маленькая девочка и живу так, как мне хочется?» — от этой мысли Анетт взгрустнулось.

Мадам Моро снова погладила живот и подумала, что ПапА, возможно, порадовался бы двойне, зная, что скоро у него родится внук… или внучка. От этого грустные мысли прошли. Как говорят испанцы: «мёртвых в землю, а живых за стол». Анетт снова задумалась о ребёнке. Или детях? Во всяком случае, её самая доверенная служанка, можно даже сказать наперсница, квартеронка Лукреция Борхес, была уверена, что в животе у Анетт двое.

Предположение Лукреции поддержал доктор Келлерман, эльзасец, добровольно сопровождавший экспедицию Моро в Новый Свет «с научными целями», как он заявлял. Доктор использовал новомодный инструмент — Стетоскоп, недавно изобретённый в России, представлявший собой трубку с наушниками на каучуковом шланге, с помощью которой можно было слушать, что у человека происходит внутри. Вот что-то там и выслушал.

Да, точно двойня будет. Детки-то вовсю ворочаются.

Лукреция стала играть заметную роль в жизни Анетт. Именно по совету… служанки… подруги… Анетт и Жан-Виктор, не довольствуясь записью о браке в парижской мэрии, вскоре после прибытия на остров обвенчались, причём, у «настоящего», то есть не присягнувшего, священника — испанца, разумеется [от них даже в якобинские времена никто не решался требовать присягать Конституции, в нарушение папского запрета]. Конечно, перед этим пришлось у того священника исповедоваться и каяться в грехах. Каких? А какие грехи могут быть у молодой красивой женщины? Мужчины, конечно. И было этих грехов много, начиная с четырнадцати лет в родном Нанте. Потом в России, потом уже по заданию (о котором она, правда, умолчала — это ведь не грех) в Вене и Италии.

До тех пор, пока судьба и воля Покровителя не столкнули её с Жаном-Виктором. И здесь уж всё зависело от самой Анетт, и она своего не упустила, быстро оказавшись в постели знаменитого генерала и влюбив его в себя без памяти, так, что Моро забыл свой страстный роман с голландской авантюристкой Идой Сент-Эльм.

Главными гостями и друзьями четы Моро стали Лукреция и доктор… Вообще, эти двое неплохо спелись, и доктор уже с полгода регулярно навещал спальню Лукреции, а также дарил подарки её детям, что той, конечно, как и любой матери, нравилось. Жан-Виктор, правда, в предсказания Лукреции и новомодную трубку доктора не очень верил, будучи страшно далёк и от беременности и родов, и от медицины, но будущему наследнику или наследнице был очень рад, а с Анетт буквально сдувал пылинки, исполняя все прихоти жены.

Главную роль в назначении Моро за океан сыграло желание Первого Консула Бонапарта убрать из Парижа и вообще из Франции второго после него самого полководца Республики и убеждённого республиканца, чтобы тот не мешал постепенно выстраивать новый трон. Последний год уже почти в открытую шли разговоры о том, что Первый Консул скоро пойдёт на повышение и станет Императором Республики… А теперь Моро получил тому подтверждение. Дата коронации назначена.

Конечно, Бонапарт отправил генерала Моро за океан не без задней мысли, явно в расчёте на то, что трудная миссия по покорению и возвращению на гаитянские плантации негров, освободившихся в бурные революционные годы и притязавших на власть над всем островом, окажется невыполнимой и окончательно погубит карьеру генерала, уже проигравшего в Италии Суворову.

Но, то Суворов, слава которого гремит на всю Европу, ему и проиграть не зазорно, а здесь какие-то негры!

Впрочем, Анетт хорошо осознавала вероятные угрозы для своего мужчины и была готова им противодействовать. Анетт использовала советы своего покровителя Сперанского, удивительного человека, за считанные годы поднявшегося от обычного учителя до генерала и одного из первых богачей не только России, но и Европы, а после провала недавней попытки переворота в Петербурге (Анетт не сомневалась, что Сперанский приложил руку к этому провалу), ставшего Канцлером Российской Империи и вторым человеком после императора Павла, о чем гласила доставленная из метрополии пресса. О таком русском уникуме, таком необычайно быстром взлете Сперанского, говорили даже в колониях.

Прежде всего, она использовала подарок Сперанского, переданный ей в Италии через её бывшего любовника и связного Северина, — карту Луизианы с отмеченными на ней месторождениями золота, серебра, платины, алмазов, цветных и прочих металлов. Для всех, включая мужа, карта была найдена в некоем польском монастыре, куда передали на хранение иезуитский архив после официального