да и ржет оно по-лошадиному. Кроме того, у гиппопотама вздернутый нос, хвост как у кабана и по-кабаньи загнутые внутрь, но менее опасные клыки… Раздувшись от непрерывного обжорства, он выходит на берег в поисках недавно срезанного тростника и, найдя стебель с как можно более острым краем, наваливается на него всем своим телом. При этом он ранит определенную вену на нижней части ноги и путем такого вот кровопускания очищает организм, который в противном случае подвергся бы заражению; рану он исцеляет, залепив ее тиной [382][383].

Текст, который воспринимается как трагическая история самокалечения гиппопотама, имеющего и серьезные проблемы с лишним весом, на деле является описанием древнего искусства кровопускания – процедуры, используемой для лечения множества болезней почти три тысячи лет. Если бы вы были греком, больным лихорадкой, или средневековым британцем, зараженным бубонной чумой, то ваш врач, скорее всего, лечил бы вас проколом вены и выпусканием части крови. Если бы вам очень повезло, то вместо острой деревянной палки могли бы использоваться пиявки. Кровопускание практиковали и египтяне, но, согласно Плинию, указал им на этот способ знаменитый обитатель Нила, гиппопотам. «Гиппопотам был первым, кто придумал пускать кровь»[384] – так он заявил в своей энциклопедии даже не один, а два раза.

Мы можем посмеиваться над Плинием, считавшим, будто гиппопотам изобрел одну из самых популярных в Древнем мире странных медицинских процедур. Но правда в том, что этот большой водный зверь первым ввел фармацевтическую моду, которая оказалась популярной сегодня, а не во времена Плиния (и, самое главное, она реально работает).

Капли жидкости, которые древние наблюдали на шкуре гиппопотама, действительно очень похожи на кровь; они в первый раз совершенно обескуражили и меня. Но это не кровь – ничего общего. Эта алая смазка выделяется специальными железами, расположенными в толстой коже животного. Многие годы ее считали чем-то вроде липкого красного пота для охлаждения тела. И лишь недавно ученые открыли, что она выполняет более замечательную функцию.

В этом итальянском медицинском руководстве, составленном в 1642 году, гиппопотам назван изобретателем флеботомии. Животное («размером с фризскую лошадь») протыкает вену, выпускает кровь, «пока не почувствует себя возрожденным», а затем барахтается в грязи, пока рана не залечится. Очень гигиенично

Слизь становится похожей на кровь из-за содержания в ней красных и оранжевых пигментов, нестабильных полимеров, которые сначала прозрачные, но постепенно окрашиваются. Это удобно и означает, что бегемот, по сути, выделяет собственный солнцезащитный крем – инновационная эволюционная адаптация для массивного безволосого млекопитающего, регулярно подвергающегося воздействию палящего солнца к югу от Сахары.

Также считается, что слизь содержит антибактериальные агенты – по этой причине раны гиппопотама почти никогда не инфицируются, несмотря на его пристрастие валяться в воде вперемешку с собственным навозом. И, несмотря на любовь к дерьмовым пирушкам, мухи не очень-то пристают к гиппопотаму – предполагают, что эта суперсмазка может являться еще и репеллентом от насекомых.

Такая формула «три в одном» значительно сложнее состава дорогих солнцезащитных кремов от Boots. По сути, это настолько революционное вещество, что Кристофер Вини, специалист по биомимикрии из Калифорнии, даже пытался превратить пот бегемота в новый перспективный солнцезащитный крем: «Эта необычная комбинация свойств делает его очень соблазнительным: защита от солнца, репеллент и антисептик, все в одном».

«Самые успешные природные материалы долгое время совершенствовались для выполнения своих задач. Если природа создает хороший продукт для ухода за кожей, нам будет трудно его улучшить», – говорит Вини. Есть проблемы, над которыми надо поработать. «Трудность заключается в том, чтобы добыть образец, не загрязненный фекалиями» – иначе запах средства может и не ассоциироваться с летом и каникулами, как ароматы, созданные конкурентами-фармацевтами.

Невзирая на это, я решила проверить предположение профессора и намазала собственную кожу свежей слизью гиппопотама. Даритель слизи – ручной бегемотик-сирота по имени Эмма, обитатель центра спасения в Южной Африке. Во время кормления я заметила красные реки, текущие по ее спине и собирающиеся в складках жира на шее. Я решилась на самообслуживание. Жидкость имела липкую консистенцию и была похожа на белок куриного яйца и даже взбивалась в сливочную пену; после нанесения моя кожа быстро впитала ее. К сожалению, мои руки были сильно загорелыми и определить солнцезащитные свойства было трудно, однако кожа стала более шелковистой. Хозяйка приюта тоже оказалась поклонницей увлажняющих свойств этой субстанции. Она сказала мне, что регулярно пользуется гиппослизью как бальзамом для губ и безгранично верит в ее свойства.

Мы не знаем других млекопитающих, которые выделяли бы собственную защиту от солнца. Им это и не нужно; волосы или мех и так хорошо защищают кожу. Но тот факт, что так называемая речная лошадь настолько чувствительна к солнечному свету, что даже выработала у себя кожный секрет для защиты, показывает, что классификация гиппопотама стала очередным промахом Плиния. Его можно понять, поскольку гиппопотам так рьяно скрывал семейную тайну, что она еще до недавнего времени вызывала споры.

Эмма, гиппопотам-сирота, была подкуплена едой, потом я взяла немного кровавой слизи, выступившей на ее шкуре, чтобы проверить ее солнцезащитное свойство на собственной коже

Когда в начале 1990-х я была студенткой-зоологом, нас учили, что гиппопотам ближе к свиньям, чем к лошадям. Это казалось правдоподобным, но, к сожалению, неверным. Их ближайшая родня на таксономическом древе – это невероятная группа. Мой университетский руководитель Ричард Докинз так написал об этом в своей книге «Рассказ предка» (The Ancestor’s Tale): «Это настолько неожиданно, что я до сих пор не хочу в это верить, но, похоже, придется»[385].

Ближайшими родственниками гиппопотама оказались киты [386]. Веками ученые пытались классифицировать гиппопотама привычным способом – исследуя его зубы и кости. Но оказалось, что есть другой способ заставить его выдать свою страшную тайну: поговорить с ним.

Доктор Билл Барклоу посвятил двадцать лет жизни выяснению того, что гиппопотамы говорят друг другу, и это сделало его ведущим мировым специалистом – на самом деле единственным специалистом – в пустынном поле бегемотьей коммуникации.

Я повстречала Билла в Уганде, когда он занимался исследованием коммуникации животных для ТВ-сериала. Сейчас ему под семьдесят, он на пенсии, но я смогла выманить его, чтобы он научил меня нескольким фразам на гиппопотамском – это настоящий подвиг, так как я едва могу пять слов связать по-французски, несмотря на годы обучения. Билл – фантастически хорошая компания, он как никто другой умеет мастерски подражать забавным ворчаньям, фырканьям и реву гиппопотамов, совершенствуя свои вокальные