Его сверкающие голубые глаза вспыхнули, когда он заговорил о своем участии в перевороте в классификации гиппопотамов. «Если ты ученый, ты мечтаешь об этом моменте открытия – когда ты думаешь о том, о чем никто раньше до тебя не думал, – рассказывает Билл, пока мы плывем вверх по течению на моторке, к истокам Нила, жарким африканским днем. – Но мало кому это удается».

Все произошло практически случайно в 1987 году. Билл тогда изучал гагар – род птиц, знаменитых своими запоминающимися криками, похожими на человеческие голоса, – но решил побаловать себя и съездить в отпуск на сафари в Африку. Однажды утром, впервые наблюдая гиппопотамов, он заметил нечто странное. Когда один из самцов начал испускать свой хриплый территориальный клич, за несколько минут другие гиппопотамы стали подниматься на поверхность из глубины и отзываться. «Я подумал, как же это у них получается? Они же нарушают законы физики!»

Разная плотность воды и воздуха приводит к тому, что звуки над или под водой отражаются от границы сред, поэтому звуки над водой нельзя услышать под водой, и наоборот. Но Биллу казалось, что гиппопотамы слышали звук, который издавал самец, потому что они отвечали на его клич. «Когда я вернулся домой, то кинулся в библиотеку искать литературу по звукам и коммуникации гиппопотамов. Я глубоко копал, но ничего не нашел».

Билл помахал на прощание гагарам, переехал в Африку и посвятил остаток своей жизни выяснению того, как гиппопотамы побеждают законы физики. Это заняло у него почти десять лет, но наконец он наткнулся на ответ: гиппопотамы общаются сразу в двух средах.

Когда гиппопотамы валяются на мелководье (так что над водой видны только нос, глаза и уши), они ревут в таком положении через ноздри, но звук передается также и под воду, через большой жировой комок в глотке. По плотности жир примерно такой же, что и вода, поэтому звук распространяется прямо от голосовых связок, через жир и далее по реке с небольшими искажениями. Находящиеся под водой гиппопотамы принимают эти звуковые колебания через челюстную кость, которая соединена с их внутренним ухом.

Билл продемонстрировал мне это, проиграв запись приветствия бегемотов через большой динамик, установленный на нашей лодке. Мы подошли настолько близко, насколько осмелились, к небольшому стаду наполовину погруженных в воду гиппопотамов, прохлаждающихся на речном мелководье. Было сильно за полдень, и воздух был горячим и навевал сон. Запись хриплого ворчанья, ревущая из нашей лодки, нарушила спокойствие. Вероятно, прошло меньше минуты, прежде чем первый бегемот взревел в ответ. Затем как по волшебству одиночные головы гиппопотамов стали появляться над поверхностью воды и присоединяться к хору. Эффект прокатился по реке, и, насколько можно было видеть невооруженным глазом, дюжина гиппопотамов поднялась из грязной воды, чтобы сказать «привет».

Билл установил, что эти околоводные звери, известные раскатистым ревом, подобным грому, большинство своих переговоров ведут под водой. Используя отдельный подводный динамик и микрофон, закрепленный на длинном шесте, чтобы его можно было погружать в воду, Билл показал мне, как он вошел в потайной мир звуков гиппопотамов. С помощью такого подводного устройства он записал удивительную какофонию карканья, щелканья и писка, которую производили гиппопотамы, продавливая воздух через голосовые связки или выдувая его через ноздри. Эти решительно неподходящие гиппопотамам звуки, как и путь, по которому они передаются через жир и принимаются челюстью, поразили Билла своей схожестью с коммуникацией отдаленной группы водных млекопитающих – китообразных, то есть китов и дельфинов. Могли ли они состоять в родстве? По мнению Билла, могли.

Открытие Билла привлекло внимание молекулярного биолога Джона Гейтси, который решил собрать молекулярные доказательства того, что у бегемотов совсем недавно был общий предок с китами. Такое радикальное переосмысление генеалогического древа породило довольно сильные волнения в зоологических кругах. Гейтси охотился за физиологическими доказательствами в поддержку своей теории. Он искал синапоморфии — признаки, общие для гиппопотамов и китов, но отсутствующие у всех прочих видов, которые могли быть унаследованы обоими животными от общего предка. У Билла было как раз то, что искал Гейтси.

«Я открыл, что гиппопотамы производят щелчки или серии щелчков под водой, которые очень похожи на те, что используют в качестве сонара китообразные, – сказал Билл. – Гиппопотамы к тому же безволосые, рожают и кормят под водой, и у них есть спектр подводных звуков. Все это может указывать на синапоморфию и свидетельствовать о признаках, унаследованных как гиппопотамами, так и китами от общего предка». Получившуюся в результате «теорию китопотамов», по которой китообразные и бегемоты находились в общей эволюционной группе, обсмеяли некоторые палеонтологи, оспаривавшие как молекулярные, так и синапоморфные доказательства. Таксономические войны между учеными, изучавшими прошлое, и теми, кто искал разгадку в настоящем, длились десятилетиями.

Иллюстраторы книг по естественной истории мучились с бегемотом так же сильно, как и с ленивцем, что видно по этому странному волосатогубому и человекоглазому зверю – heppepotame, который был изображен в The Gentleman’s Magazine (1772)

Одна из основных проблем – неполная ископаемая летопись линии гиппопотамов, которая как будто исчезла примерно 20 миллионов лет назад. Окаменелые останки древних китов датируются намного дальше в прошлое. Но в 2015 году в кенийском каньоне были найдены зубы древних бегемотовых, что указало на ключевой переходный этап в происхождении этого животного: моляры однозначно соединили бегемота с генеалогическим древом китов.

Ироничная сноска к истории наследственности гиппопотама говорит о том, что печально известный Бегемот оказался братом другого великого монстра хаоса из Книги Иова – Левиафана (многие считают, что это кит). И еще: оба гигантских библейских зверя произошли от довольно мелкого предка, чуть крупнее спаниеля. Прочная связь гиппопотама с мифами и легендами за многие века привела к такой путанице, что знаменитый французский натуралист Жорж-Луи Леклерк, граф де Бюффон, сев за свой magnum opus, «Естественная история» [387], попытался в своем описании гиппопотама начать с чистого листа. «Хотя сие животное издавна прославлялось, оно было плохо известно древним, – утверждал Бюффон. – Только к XVI веку мы смогли получить некоторую правдивую информацию на сей счет»[388].

Энциклопедия Бюффона стала, конечно, первой попыткой классифицировать мир природы согласно научным принципам того времени [389]. В ней он попытался избавиться от фольклорных суеверий, которыми кишели средневековые бестиарии. Его высокомерный тон был немного неуместен – особенно с учетом того, что практически все, что он дальше написал о гиппопотаме, было неверно. Стоит, однако, рассмотреть его утверждения подробнее, потому что они очень долго влияли на представления