Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не люблю, когда на меня смотрят сверху.
– Вы предпочитаете, чтобы я смотрел снизу?
– Ценю ваше остроумие, но сейчас…
– Извините. Я сделаю всё…
– Всё вы можете делать своей жене, а мне сделайте только очки.
Он опять улыбнулся и мягко, без тени раздражения, ответил:
– Вы знаете, я настолько требователен к выбору любимой женщины, что жены у меня нет. Ваши очки… Имеются ли дома запасные?
– Нет, но есть контактные линзы.
– Значит, мы спасены, – с облегчением произнёс директор, – а через неделю у вас будет две пары очков – это наш подарок. А сейчас я лично отвезу вас домой. С таким зрением нельзя же отпустить вас одну.
– Наконец-то до вас дошло…
– То, что нельзя вас отпускать, до меня дошло сразу же, – мягко ответил он, глядя мне в глаза.
Он вышел, чтобы отдать какие-то распоряжения. Я осталась одна в кабинете, в котором не было ничего лишнего.
Наверное, маньяк чистоты и порядка, как и я, пронеслось в голове.
Вскоре он вернулся, и мы вышли через служебный выход на противоположную тихую улочку.
Вечер уже наступил, но аромат солнца еще сохранился, что заметно улучшило мое настроение.
– Стоянка недалеко, – произнёс он.
Мы шли по узенькому тротуару, иногда соприкасаясь друг с другом. На перекрестке, где велись ремонтные работы, он остановился и, глядя мне в глаза, предложил:
– Выбирайте. Есть два варианта: или вы держите меня крепко под руку или я, потому что на ваших каблучках…
– Тогда я предпочитаю третий вариант.
Я сама еще не знала, чего я хочу, просто я всегда подчиняюсь девизу моей жизни: «Никогда не думай, как другие, а всегда думай о других».
– Он побледнел, испытующе посмотрел в глаза и взял меня на руки, как драгоценную ношу.
– Брис, – представился он.
– Красивое имя, мне нравится, а я – Ангел.
– Я думал – Боттичеллевская Весна.
– Я не шучу, мое имя Ангелина, а значит Ангел.
– Какое необыкновенное имя.
– У меня все необыкновенное: и душа, и тело и еще что-то, – я подумала про свои ногти и улыбнулась, но… я могу показать только при хорошем освещении.
– Вы меня заинтриговали, – улыбнулся он, открывая дверцу автомобиля.
Он медленно вёл машину по оживлённому ночному Парижу, который, как оказалось, мы оба любили.
– Вы мне обещали что-то показать… Я буду безумно рад, если вы согласитесь поужинать со мной в одном приличном месте с хорошим освещением. Вы меня не боитесь?
– Брис, я должна вам кое-что объяснить, ведь я человек с другой планеты. Может быть, увидев мою разлетающуюся юбку и стройные ноги, у вас возникли фантазии, не соответствующие действительности. Распущенные волосы, яркие губы – это дань моде, дань моему Парижу, но это декор, за которым скрывается высокая ответственность, железная дисциплина, строгое воспитание и моральный кодекс строителя коммунизма. Я спортсменка, не пью алкоголь, не курю и даже еще никогда не целовалась по-настоящему. Мой отец прошел всю войну от Москвы до Берлина, вернувшись домой победителем – вся грудь в наградах. Моя мама верно ждала его все трудные военные годы оккупации. Скрывая от фашистов свою красоту, она пачкала лицо сажей и одевалась в рванье, чтобы избегнуть насилия над девичьим телом. Однажды морозным зимним вечером соседка постучала в окно: «Облава. Беги». Надев тулуп и валенки, мама на лыжах ушла в лес. Холод. Снег. Ночь. У мамы не было даже спичек, чтобы разжечь костер. Вдруг в темноте она увидела светящиеся глаза: волки. Пришлось залезть на дерево, но волчий вой леденил душу. На рассвете хищники скрылись. Мама обморозила ноги и с трудом добралась до своего поселка, но увидела только пепелище. Фашисты сожгли дома, людей, животных. Поэтому я никогда не видела моих бабушку и дедушку, даже на фотографии. Однажды я спросила маму, боится ли она волков. «Как же можно бояться волков, они же не фашисты», – ответила она. – Это ответ на ваш вопрос – я боюсь только одного – возрождения фашизма.
Долго длилось наше молчание на двоих. Мы боялись спугнуть что-то зыбкое, что сблизило нас.
– Где мы?
– Возле башни Монпарнас, которую мы оба так не любим, но здесь находится ресторан… это единственное место, откуда она не видна.
– Мне не важно где, архиважно – с кем.
Он улыбнулся и снова взял меня на руки.
– Брис, прекратите демонстрировать ваши бицепсы и трицепсы. Я уже убедилась, что с этим всё в порядке.
– Вы первая начали. Как железными тисками сдавили мне руку, а я ведь совсем не ожидал от такого хрупкого создания и чуть не потерял дар речи.
Мы рассмеялись.
– Но вы долго не выпускали мою руку из вашей, – заметила я.
– Естественно, это была моя точка опоры, если бы выпустил – упал бы в обморок от вашего гнева. Я испуганно смотрел по сторонам, пытаясь найти предмет, на котором вы влетели.
– Метлу?
– Да, что-то вроде этого.
– Я занималась легкой атлетикой и быстро бегаю, получая от этого большое удовольствие. Наш замечательный тренер всегда говорил: «Девочки, шевелитесь, двигайтесь, а то будете толстыми и красивыми, как Мона Лиза. Посмотрите на её верхнюю часть и представьте её толстые ноги, я уже не говорю о седалищном нерве». Конечно же, мы не хотели быть похожими на Джоконду. Посещая сейчас Лувр, мне так неловко перед ней.
Я рассмешила Бриса и наслаждалась его мелодичным, совсем не вульгарным смехом.
– Наверное, Лизу я не осилил бы нести на руках. Мне повезло, что благодаря легкой атлетике вы такая легкая, воздушная и…
Он вдруг нежно прижал меня к себе, как-то по-особенному посмотрел мне в глаза и не нашёл слов, чтобы