— Как это — непроизвольным? — хмурясь, спросил Яшасам себя… Все-таки это было мероприятием обоих департаментов, и Яша считал себяобязанным держать руку на идеологическом пульсе.

Впрочем, вначале с идеологией все было в порядке. Первымномером вышли «Московские псалмопевцы» и затянули заунывный древний псалом «Изглубины взываю к тебе, Господи!». Бородатый бас вытягивал стоны из такой,действительно, глубины, — может, из мошонки? — что Яша уважительноподумал — не надорвался бы… И тенора так вторили, так заныло, защемило сердце…Да… Из древней глубины, из самой древней глубины, взываем мы к тебе, Господи,уж какую тысячу лет… Словом, с идеологией все было в порядке…

Официант принес виски, они с Изей хряпнули…

Вдруг какой-то седой и патлатый господин во фраке выскочилиз-за стола, подошел к сцене и громко попросил «Псалмопевцев» исполнитьчто-нибудь «сладостное» для его милки. Яша повел головой в указанном рукоюгосподина направлении. Довольно странная «милка» гигантского роста, вканареечном парике улыбалась глазами из-за распушенного веера. Чего не увидишьиз глубины Твоей, Господи, удивился Яша, рассматривая этого гренадера в высокихкружевных перчатках, а когда опять перевел взгляд на сцену, увидел там дороднуюЭсфирь Диамант в бордовом концертном платье с таким рискованным для ее возрастаи комплекции декольте, что дух занялся. Она посылала воздушные поцелуи всем взале, особенный — господину, попросившему что-нибудь «сладостное» для милки.Оранжевой милке тоже был адресован поцелуй. Эсфирь Диамант объявила, что всопровождении «Псалмопевцев» как раз и исполнит то, что просят из публики…

Скажи мне душевное сло-о-во,

о маме еврейской пропо-о-ой

Она закачалась, вытягивая брови кверху и лаская ладонямидушу в области диафрагмы. «Псалмопевцы» подтягивали очень, надо отметить,профессионально. И в общем, надо признать, — довольно приятная мелодия,если не вслушиваться в текст.

— Ну! — весело изумился Изя, — Фира повсюду!Не было случая, чтоб не влезла в какую-нибудь тусовку.

— Да ты ж сам дал Сереге ее телефон, — заметилЯша, у которого неизвестно почему стало портиться настроение. Яше не нравилосьэто приятное заведение. Что-то его настораживало, но вот что — он не мог покарешить…

— Нет, не могу больше я этого слушать! — сказалон. — Пусть допоет без меня, — поднялся и вышел в соседний зал,уставленный игровыми автоматами. Но и сюда транслировали песню Фиры Ватник,причем к ее голосу присоединился чей-то густой баритон:

Когда ты ночами пустыми

мой трепетный сон стерегла…

Яша повлекся подальше от мамы, стерегущей трепетныйсон, — в главный зал, уставленный двухъярусными столами для покера иблэк-джека.

Здесь было уже прилично публики. Большинство столпилосьвокруг стола с рулеткой. Странно, подумал Яша, а кто-то мне говорил, чторулетка сейчас непопулярна. Если б он напрягся, то вспомнил бы, что этидостовернейшие сведения услышал от собственных дочерей. Вообще-то он никогда неиграл и осуждал эту, распространенную во все века человеческой истории,страсть.

Если тебе некуда деньги девать, — так считалЯша, — жертвуй на сирот, сука. При этом мысль о дочерях всегда вызывала унего спазм в горле. Его собственные дети были сиротами. Настоящими сиротками,вот кем они были. Не надо больше пить, решил Яша.

Игрануть, что ли, — подумал он, между прочим, и ленивопошел в кассу — покупать жетоны.

Сначала он поставил на красное и выиграл пятнадцатьдолларов. Потом стал играть на линиях один к десяти и выиграл три раза подряд.Потом опять поставил на красное, и проиграл пятьдесят.

Все, надо возвращаться, — подумал он, у менямероприятие по сам… мин… дефекации… Подозвал официанта и опрокинул еще граммпятьдесят бренди. И почему-то не ушел, а опять стал играть на цвета на основномполе — игра шла массовая. Вокруг сопели, теснились… Под локтем у Яши оказаласьтарелка с креветками и пальцами он машицально взял одну, закинул в рот…Девушка-дилер вращала колесо однообразным механическим движением. Яша пыталсяпонять — насколько зависит попадание шарика в ячейку от скорости вращенияколеса, помноженной на скорость движения шарика, он хотел установить связьмежду точкой запускания шарика и ячейкой, в которую тот попадет. Словом,несколько раз подряд он безнадежно проигрывал. В зале стало очень душно, гуделиголоса, дым от сигарет поднимался к потолку. Однообразно вертелась рулетка…

— Папа, — проговорил над его ухом голосНадьки, — по-моему, тебя крутят…

— Почему так думаешь, душа моя?.. — спросил он, необорачиваясь.

— Ты заглотал наживку, тебя прикормили. Теперь будуткрутить до полного опускания…

Он резко развернулся и уставился в ее веснушчатую физиономиюбеспризорника.

Испытывая непреодолимое желание прибить на месте ненаглядноедитя, он прошипел: — Что?! Здесь?! Здесь, в этой клоаке?! Паразитки! Паразиткипроклятые, нас вышлют из-за ваших фокусов!.. — но она уже вильнулахвостом, как рыбка в аквариуме, уже высвистела из другого конца зала Янку иобе, как в синхронном плавании, проникая сквозь толщу толпы, выскользнули иззала… В ярости проследив их заплыв, Яша обернулся и вдруг увидел за столомнапротив раскрасневшуюся, с огромным декольте в бордовом концертном платье,Фиру Ватник. Она напряженно вглядывалась в игру через плечо бледного ДжекиЧаплина, Главного бухгалтера Синдиката.

— Джеки! — воскликнул Яша, забыв обо всем.Впоследствии он не раз пытался припомнить, — почему более всего в тотвечер его поразило присутствие в зале не Фиры Ватник, не собственных паршивок,а этого славного парня с дружественной улыбкой…

Джеки Чаплин вздрогнул и уставился на Яшу.

— Что ты тут делаешь?! — крикнул ему Яша на ивритечерез стол, через головы людей. Тот смешался, заулыбался и в гуле голосовнеразборчиво пробормотал что-то, выбираясь из толпы…

Яша бросился почему-то за ним, словно это именно Джекивытащил у него из кармана триста долларов за вечер… Но когда продрался сквозьтолпу, то увидел только промельк серого пиджака в пролете лестницы, средизолоченых перил.

— Я-а-аков, Я-а-аков… — Яша дернулся, обернулся. За нимстоял благодушный Клещатик, улыбался пергаментными ямочками. — Что-то вы…— сказал Ной Рувимыч… — не отдыхаете… А ведь тут неплохое местечко… Хотя есть иполучше…

— А вы здесь что — завсегдатай? — спросил Яша, какему показалось, грубо.

Он вернулся в первый зал, где Изя, навалившись грудью настол, меланхолично следил за происходящим на сцене.

— Ну что? — спросил Изя тяжело дышащегоЯшу. — По-моему все неплохо, а? Слыхал, как тут Фира с Клещатиком пелидуэтом? Ну, это карти-и-инка, сынок… Садись, стриптиз объявили…

Яша рухнул на стул, пребывая отчего-то в жуткомрасстройстве. Решительно все в этом заведении ему уже не нравилось.