я письмо и бросился на зов старика. Он же предупреждал ни при каких условиях не возвращаться в особняк. Я пренебрёг его словами. Елена Аркадьевна взяла бокал и победоносно подняла вверх. Пальцы мои дрожали, глаза потупились в пол. Задушить стерву, всё равно терять нечего. Возвращаться назад глупо и бессмысленно, а без Лизы жизнь похожа на существование.

Елена Аркадьевна сняла очки. Ей доставило удовольствие наблюдать за моими метаниями. Она пришла без охраны, будто понимала, у меня духу не хватит. А пальцы чесались. Сердце гудело.

— Не отчаивайтесь, — сказала Елена Аркадьевна, вставая с кресла. — Я пошутила, а вы нюни распустили. Что смотрите потерянным взглядом. Я готовлю вас к разговору с мужем. Вы его плохо знаете…

Боже, как равнодушно она играла на нервах. Как высокомерно смотрела на мои слабости. Я с трудом сдержался, чтобы не заплакать. Сначала от горя, затем от внезапной радости и собственной наивности. Человек превращается в целевой инструмент, когда появляются рычаги давления. Но вот дилемма. Человек без рычагов — бездушный робот.

Мы вышли на улицу и сели в чёрный лимузин. Утренняя роса осадила пыль и свирели пронзительными мелодиями будили сонных жителей.

— Мой муж очень болен и находится при смерти, — сказала Елена Аркадьевна, как только лимузин тронулся. — Завтра его увозят за границу, и он попросил разыскать вас. Это не составило большого труда. Всё это время вы не выпадали из поля моего зрения. Мне докладывали о каждом шаге в особняке. О вашей ссоре и последующей взаимной переписке. Признаться честно, это я уговорила Мишу похитить Лизу.

Господи, что за чушь несла эта страшная женщина. Подстроить похищение собственной дочери… для чего. Она будто прочитала вопрос в моих глазах.

— Власть, дорогой мой, власть движет нашими поступками и даёт свободу. Во имя власти состоялся наш брак и только ради неё существует до сих пор. С годами Саша стал мягкотелым. Виной тому явились дочери и в особенности Лиза. Первое время во мне бушевало негодование. Мы отпускали наших конкурентов, оставляли сферы влияния. В одно время мы даже особняк закладывали. На силу мне удалось отправить Олю за границу и дела на время пришли в норму. Но Лиза, этот чертёнок, оказалась настоящим, как вы говорите, гением. С самого рождения она завладела сердцем и разумом мужа. Вряд ли Лиза помнит время, когда отец проводил с ней дни и ночи напролёт.

Дела наши стали совсем плохи. Вы считаете себя чистым, считаете, что быть такой, как я, презрительно. Быть может и так, но вы не жили в моём мире и не знаете его правил. Что мне оставалось делать. Только приводить в дом тех, с кем у Саши были проблемы, или тех, с кем он мог бы изменять мне.

Монолог Елены Аркадьевны казался страшным сном. Ещё минута и я очнусь на кровати в особняке. В соседней комнате будет спать Лиза. Скоро приедет Оля…

Но уши слышали, а глаза видели. Елена Аркадьевна не была призраком, хотя называть её человеком язык не поворачивался. Она — идеальный вариант успешного бизнесмена, построившего империю на боли и страданиях других.

Ты говоришь, что Елена Аркадьевна явилась идеалом моей теории о противодействии обстоятельствам. Признаюсь, внутри меня что-то маленькое, но очень злобное, ликовало. Быть может, это был ребёнок, который, стоя под твоим предводительством, приказывал Мише целовать пыльную фотографию. Но прямая дорога когда-нибудь сворачивает. Мы движемся, отчего мысли и поступки меняются. И никакое подчинение или противодействие обстоятельствам не станет оправданием против человечности.

— Когда пришёл момент нашей первой серьёзной ссоры, Лиза, естественно, оказалась рядом, — продолжила женщина, когда лимузин выехал из посёлка. — И когда он ударил, я не защищалась. За меня ответила Лиза. Самое страшное для родителя — ненависть собственного ребёнка. Тогда-то и родилось чувство единовластия. Саша оказался слаб для ноши, которую выбрал. Чем больше замкнутость овладевала Лизой, тем слабее становился муж. Власть перетекла в мои руки. А затем появились вы, божье провидение, и перевернули всё с ног на голову.

Прижавшись к двери, я ощущал себя мышонком в клетке удава. Весь холод севера не мог сравниться с холодом её сердца. Как же она всё просчитала, когда Александр Викторович позвал меня в дом. Прикинулась слабой и беспомощной матерью, лелеющей чадо своё пуще всего на свете. И наивный провинциальный паренёк поверил. Клюнул на подкинутую наживку и попал в мышеловку.

Туман перед глазами лёг плотной пеленой, шёпот мотора превратился в рычание. Елена Аркадьевна позвонила в особняк и приказала доктору караулить на крыльце.

Девочки ничего не знали об играх мамы. С каждой из дочерей она разыграла заведомо выигрышную партию. Все психологи и доктора были лишь ширмой, бесполезной обёрткой.

— У вас, наверное, возник вопрос, почему я вам всё это рассказываю, — безучастно произнесла Елена Аркадьевна, — поверьте, это не отпущение грехов и не исповедь… Скорее, предупреждение. Мужу недолго осталось. У него смертельная болезнь, которая сильно прогрессировала последнее время. Власть перешла ко мне, и никаких рычагов давления иметь над собой я не позволю. Так что держите моих дочерей подальше от особняка. Для их же блага.

Последние слова Елены Аркадьевны явились косвенным отказом от Оли и Лизы. Что ж, так лучше для всех. Душа моя будто бы возрадовалась и на время поборола болезнь. На щеках появилась краска. Хозяйка смотрела в окно. Вместо стройных деревьев и пения счастливой природы ей чудились бизнес центры и непрекращающийся шелест купюр. Что это за мать, которая отказывается от детей ради собственного благополучия. Киборг, мутант…

Глава 51

Лимузин подъехал к особняку и мы вышли из салона. Лес благоухал летним разнотравьем. Сосны подпевали шелесту берёз, птицы отдыхали в раскидистых кронах. Только особняк выглядел ледяной скалой посреди зелёного оазиса. Доктор подбежал с аптечкой в руках.

На пороге сообщили, что Александр Викторович спит и лучше его не беспокоить. Я пожелал отдохнуть в летнем домике.

Несмотря на большую загруженность, Марта уличила минутку и прибежала ко мне. Мы утонули в объятиях друг друга. Марта похудела со времени нашей последней встречи. Потускневшие глаза выдавали горькие бессонные ночи. Да и теперь она всхлипывала, гладя меня по голове. На языке жестов Марта объяснила, что горевала после нашего отъезда, упрашивала старика отпустить к нам, но старик был непреклонен. Немой чернокожей служанке за границей делать нечего.

Попросил её рассказать о событиях, происходивших в особняке со времени нашего отбытия. Марта приготовила два кофе и мы сели за стол.

Как только Лиза уехала из дома, Елена Аркадьевна впала