— В десять.

— Ладно. У тебя есть два часа и время позавтракать. Доброе утро, дорогой.

— В ванной Фокс, и я знаю, что не гожусь для спальни леди.

— Кто сказал?

— Если не ты, то никто. — Он притянул ее к себе и обнял. — Трой, можно мне попозже утром рассказать Фоксу?

— Если хочешь, милый.

— Возможно, захочу. Насколько сильно, по-твоему, я тебя люблю????

— Мне слов не хватает, — ответила Трой, пародируя покойного Гарри Тейта.[42]

— И мне.

— Мистер Фокс выходит из ванной. Прочь отсюда.

— Пожалуй, ты права. Доброе утро, миссис Квиверфул.[43]

По пути в ванную Аллейн заглянул к Фоксу. Инспектора он застал лежащим на кровати, без пиджака, но невероятно опрятного: влажные волосы зачесаны назад, подбородок сияет, рубашка туго натянута на крепких грудных мышцах. Глаза у него были закрыты, но он открыл их, когда Аллейн сунул голову в приоткрытую дверь.

— Разбужу вас в половине десятого, — пообещал Аллейн. — Вы знаете, что быть вам крестным дедушкой, Братец Лис?

Когда глаза Фокса расширились, старший инспектор закрыл дверь и, посвистывая, направился в ванную.

В половине одиннадцатого в кабинете старшего инспектора Аллейна в Новом Скотленд-Ярде была официально начата рутинная процедура расследования убийства.

Сам Аллейн, сидя за столом, принимал доклады сержантов Гибсона, Уотсона, Скотта и Солиса. Мистер Фокс, в котором благодушие и отличное настроение умерялись строгостью, обычной его реакцией на доклады о наблюдении, критически слушал подчиненных, каждый из которых держал перед собой служебный блокнот. Шестеро мужчин серьезно занимались повседневной работой. Ранее тем же утром в других районах Лондона другие специалисты занимались каждый своим делом: капитан Энтуистл, эксперт по баллистике, вставил стрелку, изготовленную из трубки зонта, в револьвер и выстрелил ею в мешок с песком; аналитик мистер Каррик подверг пробку различным тестам на ряд смазочных веществ; а сэр Грэнтли Мортон, прославленный патологоанатом, которому ассистировал доктор Кертис, вскрыл грудную клетку Риверы и с большой осторожностью извлек его сердце.

— Хорошо, — сказал Аллейн. — Несите сюда стулья и курите, если хотите. Разговор скорее всего будет долгим.

Когда все устроились, он указал черенком трубки на сержанта с тяжелым подбородком, соломенными волосами и, по обыкновению, удивленным лицом.

— Это ведь вы обыскивали комнаты покойного, Гибсон? Давайте начнем с вас.

Гибсон большим пальцем перелистнул до нужного места блокнот, с явным изумлением глянул на записи и пустился докладывать нараспев и тоненьким голосом:

— Покойный Карлос Ривера проживал по адресу 102, Бедфорд-мэншнс, Остерли-сквер. Квартира с гостиничным обслуживанием, арендная плата пятьсот фунтов в год.

— И почему только мы все не играем на гармошках? — спросил Фокс, ни к кому, в сущности, не обращаясь.

— В три часа утра первого июня, — продолжал визгливо Гибсон, — получив ордер на обыск, я произвел вход на вышеозначенную территорию посредством ключа на кольце, снятого с тела покойного. Квартира состоит из холла шесть на восемь футов, гостиной двенадцать на четырнадцать футов и спальни девять на одиннадцать футов. Обстановка в квартире следующая: в гостиной — ковер, пурпурный, толстый; занавеси, от пола до потолка, пурпурного атласа.

— «Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками!..»[44]— пробормотал Аллейн. — Пурпурные.

— Можно называть это муаром, мистер Аллейн?

— Э… Продолжайте.

— Диван, обитый зеленым бархатом, три кресла, то же самое, обеденный стол, шесть обеденных стульев, открытый камин. Стены выкрашены в желтовато-коричневый цвет. Подушки: семь штук. Зеленый и пурпурный атлас. — Он посмотрел на Аллейна. — Прошу прощения, мистер Аллейн? Что-то не так?

— Ничего-ничего. Продолжайте.

— Книжный шкаф. Четырнадцать книг. Иностранные. Опознал четыре как отчеты о полицейских расследованиях. Картины — четыре штуки.

— Они-то на что похожи? — поинтересовался Фокс.

— Не важно, грязный вы старикашка, — сказал Аллейн.

— Два наброска ню, мистер Фокс, что называется, «настенные девушки». Остальные еще откровеннее. Портсигары: четыре штуки. Сигареты коммерческого производства. Взял по одной из каждой коробки. Стенной сейф. Комбинационный шифр, но я нашел записку с цифрами в записной книжке покойного. Содержимое…

— Минутку, — прервал Аллейн. — Во всех квартирах есть такие сейфы?

— В ходе изысканий я установил, что покойный договорился об установке.

— Хорошо. Продолжайте.

— Содержимое. Мной был извлечен ряд документов, два гроссбуха, или бухгалтерские книги, и запертый ящик для наличности, содержавший триста фунтов банкнотами малого достоинства и тринадцать шиллингов серебром. — Тут Гибсон остановился по собственному почину.

— Надо же! — удивился Фокс. — Тут мы и впрямь, возможно, на что-то наткнулись.

— В сейфе я оставил записку с описью содержимого сейфа, а сам сейф запер, — сказал Гибсон с нотой неуверенности, вызванной, вероятно, опасениями за стиль своей прозы. — Мне представить содержимое сейчас, сэр, или продолжать со спальней?

— Сомневаюсь, что я способен снести спальню, — сказал Аллейн. — Но продолжайте.

— Она выдержана в черном, сэр. В черном атласе.

— Вы все это занесли в протокол? — внезапно вопросил Фокс. — Все про цвета и атлас?

— Вы велели проявить основательность, мистер Фокс.

— Есть же мера всему, — серьезно возвестил Фокс. — Порошу прощения, мистер Аллейн.

— Вовсе нет, Братец Лис. Спальня, Гибсон.

Но ничего стоящего в подробном отчете Гибсона о спальне Риверы не нашлось, если не считать откровением, что покойный питал пристрастие к черным атласным пижамам с вышитыми инициалами владельца, что, как предположил Аллейн, изобличает его личность, вынося ей окончательный приговор. Гибсон представил добычу из стенного сейфа, и она была должным образом изучена. Аллейн взял себе гроссбухи, а Фокс — стопку писем. На некоторое время воцарилось молчание, прерываемое только шелестом бумаги.

Однако наконец Фокс хлопнул ладонью по колену, и Аллейн, не поднимая глаз, отозвался: