Я остановился, не опуская свой канделябр. Как сильно моиглаза любили это неярко сияющее великолепие! Как страстно хотелось мне стоятьздесь вечно, погрузившись в мечтания, раздумывая о духовных ценностях, освойствах души, и уноситься памятью вдаль от воспоминаний о мерзком осажденномгороде на той проклятой горе и о замке поблизости, в котором, быть может,именно в этот момент зажигают зловещие, жуткие факелы.

Смогу ли я разобраться, в каком порядке представлено в этихкнигах все богатство познания?

Сам составитель документов, собранных в библиотеке, тотсамый монах, который проделал всю эту колоссальную работу, стал теперь Папойвсех христиан Николаем V.

С канделябром в руке я медленно продвигался вдоль полок,расположенных справа от меня. Может быть, они расставлены в алфавитном порядке?Мне вспомнился Фома Аквинский, чьи труды я знал лучше всего, но обнаружил я БлаженногоАвгустина. А я всегда любил Блаженного Августина, мне нравился красочный стильего повествования, как и его чудачества, и та драматическая манера, в которойон обычно писал свои сочинения.

– Ох, лучше было бы, если бы ты побольше писал одьявольщине! – произнес я.

«Град Божий»! Я увидел эту книгу, все ее варианты подряд.Здесь была собрана масса образцов именно этого шедевра, не говоря уж о другихтрудах этого великого святого, о его «Признаниях», завладевших моимвоображением не меньше, чем римская драма, и еще так много всего прочего.Некоторые из этих книг были древние, написанные на больших, громоздких листахпергамента, другие – в изысканных изящных переплетах, а некоторые – почтинезатейливы с виду и совсем новые.

Исходя из милосердия и по обычным соображениям здравогосмысла, я должен был выбрать самые прочные из них, даже если в них вкралиськакие-то ошибки, ведь только Богу известно, как упорно трудились монахи, чтобыне допускать промахов. Я знал, какой том мне хотелось выбрать. Я знал этот томсочинений о демонах, так как всегда думал, сколь они увлекательны, забавны ипритом сколько в них содержится всякой чепухи. Ох, каким глупцом я все-таки былраньше!

Я снял с полки здоровенный толстый том, девятый по порядку,сунул его под мышку и отправился к ближайшему столу. Затем осторожно поставилперед собой канделябр таким образом, чтобы он освещал страницы, но неотбрасывал на них тени от моих пальцев, после чего раскрыл книгу.

– Все содержится именно здесь! – прошепталя. – Скажи мне, Блаженный Августин, что они собой представляют, чтобы ясмог убедить Рамиэля и Сетия в том, что они должны помочь мне, или дайвозможность убедить этих современных флорентийцев, которым сейчас нет никакогодела до этого, которые готовы лишь воевать с солдатами-наемниками безоблачнойреспублики Венеции там, на севере. Помоги мне, святой. Я прошу тебя.

Ах, глава десятая, том девятый, я помню ее…

Августин приводил там слова Плотина или пояснял их смысл:

«…Что сам факт телесной смертности вызван состраданием Бога,который не стал бы вечно держать нас в мучениях этой жизни. Злодеяния демоновне считаются достойными подобного сострадания, и, испытывая все невзгоды своегосуществования, обуреваемые всеми душевными страстями, они не получают смертноготела, которое имеет человек, но живут в бессмертном, вечном теле».

– О да, – воскликнул я с жаром. – И этоименно то, что предлагал мне Флориан, хвастаясь, что они не стареют и неразрушаются от времени, не подвержены никаким заболеваниям и что с ними я могбы жить вечно. Дьявол, дьявол! Так вот, в этом содержится доказательство, оноздесь, у меня, и я могу показать его монахам!

Я продолжал читать, делая пропуски, чтобы извлечь позернышку все доказательства в свою пользу. Далее, в главе одиннадцатой:

«Апулей также рассказывает о том, что души человеческиемогут превратиться в демонов. Покидая человеческие тела, они становятся ларами– душами домашнего очага, если проявили себя достойно, а если оказалисьпорочными, превращаются в лемуров или гусениц».

– Да, лемурами. Я слышал это слово. Лемурами илипризраками: Урсула сама говорила, что была юной, юной, как я. Они все когда-тобыли людьми, а теперь они – лемуры.

«Согласно Апулею, призраки – пагубные демоны, сотворенные излюдей».

Меня обуяло сильнейшее возбуждение. Мне нужно было немедленнораздобыть пергамент и перья. Я должен был отметить все, что уже обнаружил, идвигаться дальше. Следующий этап – убедить Рами-эля и Сетия в том, что онивпали в глубочайшее…

Мои мысли внезапно были прерваны.

Позади меня оказалась какая-то личность, вошедшая вбиблиотеку. Я услышал тяжелую поступь, но в ней была заметна некаяприглушенность, и меня внезапно окутала полная тьма, словно все тонкие,пронырливые лучики лунного света, падавшие через проход в зале, вдруг оказалисьотрезанными от стола.

Я медленно повернулся и взглянул через плечо.

– И почему же ты предпочел посмотреть слева? –спросила меня эта личность.

Он возвышался надо мной, огромный и крылатый, и всматривалсяв меня сверху вниз. Лицо его светилось в мерцании свечей, его брови слегка поднялись,но были абсолютно прямыми, и, возможно, потому взгляд его ни в малейшей степенине казался суровым. Его буйные золотистые кудри, как на картинах кисти ФраФилиппо, ниспадали из-под огромного красного боевого шлема, а крылья на спинебыли вложены в плотные золотые ножны.

На нем были боевые доспехи с чеканными украшениями нанагруднике, плечи защищались огромными пряжками, а талию обвивала голубаяшелковая лента. При нем был меч в ножнах, а в одной руке он небрежно держал щитс изображением красного креста.

Никогда в жизни я не видел ничего подобного.

– Ты мне и нужен, – заявил я, стремительно встал инеловко задел скамью, но успел подхватить ее, чтобы она не загремела по полу. Япосмотрел ему в лицо.

– Оказывается, я понадобился тебе, – сказал он,задыхаясь в приступе еле сдерживаемой ярости. – Я – тебе! Тебе,вознамерившемуся увести Рамиэля и Сетия от Фра Филиппо Липпи! Я нужен тебе? Аты знаешь, кто я такой?

Это был великолепный голос, богатого тембра, шелковистый,неистовый и проникающий глубоко внутрь.

– Я вижу у вас меч, – сказал я.

– Ох, ну и что с того?

– Убить их, убить всех поголовно! – ответиля. – Отправимся вместе поутру в их замок. Вы представляете, о чем яговорю?

Он кивнул.