– Я знаю, о чем ты мечтал, о чем болтал и что удалосьсобрать по крохам из твоего бредового разума Рамиэлю и Сетию. Разумеется, всеэто мне известно. Ты говоришь, я тебе нужен, а в это время Фра Филиппо Липпилежит в постели вместе со шлюхой, облизывающей все его ноющие сочленения, и вособенности тот член, которым он изо всех сил стремится к ней!

– Слышать такие слова из уст ангела? – судивлением произнес я.

– Не смей издеваться надо мной! Ведь я могу тебя иотшлепать.

Его крылья приподнялись и опустились снова, как если бы втакт его дыханию, вернее будет сказать, что он задыхался от обиды на меня.

– В таком случае, дайте себе волю, действуйте! –сказал я. Глаза мои наслаждались видом его жестокой, блистательной красоты, егокрасного шелкового плаща, схваченного пряжкой чуть пониже туники, видневшейсянад краем доспехов, потрясающей гладкостью его щек. – Но только пойдемтесо мной в горы и убьем их, – умолял я.

– А почему бы тебе самому не пойти туда и нерасправиться с ними?

– А вы считаете, я смогу? – потребовал я ответа.Лицо его приобрело невозмутимое выражение.

Нижняя губа слегка оттопырилась – видимо, то был признаквеличайшего глубокомыслия. Его подбородок и шея впечатляли своей мощью вбольшей степени, чем анатомия Рамиэля или Сетия, показавшихся мне болеемолодыми, а этот походил на их величественного старшего брата.

– А ты, случайно, не павший ангел? –заинтересовался я.

– Как смеешь ты задавать мне такие вопросы? –прошипел он, пробуждаясь от оцепенения. Ужасающая морщина перерезала егогладкий лоб.

– Значит, ты и есть Мастема, вот ты кто. Онипроизносили твое имя. Мастема.

Он кивнул и ухмыльнулся:

– Разумеется, они и должны были произнести мое имя.

– Что же оно означает, великий ангел? Что я могувызывать тебя, что я обладаю правом распоряжаться тобой? – Я повернулся ивзял с полки книгу Блаженного Августина.

– Положи книгу на место! – нетерпеливым тономотозвался он. – Перед тобой стоит ангел, мальчик, смотри мне в глаза,когда я разговариваю с тобой!

– Ах, ты разговариваешь точно как Флориан, демон изтого замка. В твоем голосе чувствуется такое же самообладание, такое жебогатство интонаций. Чего же ты хочешь от меня, ангел? Зачем ты пришел сюда?

Он молчал, как если бы не мог сформулировать ответ. Затемтихо спросил меня:

– А как ты думаешь, почему?

– Потому, что я молился?

– Да, – холодно отозвался он. – Да! И ещепотому, что они пришли ко мне по твоему поводу.

Глаза у меня расширились от удивления. Я почувствовал, каких заливает свет. Но этот свет не причинял ни малейшего вреда. Тихий приятныйшум наполнил мне уши.

По обе стороны от него появились Рамиэль и Сетий; ихкроткие, более умиротворенные глаза внимательно смотрели на меня.

Мастема снова слегка поднял брови, поглядев на меня сверхувниз.

– Фра Филиппо пьян, – сказал он. – Когдаочнется, напьется снова, пока не прекратится боль.

– Только дураки могли подвесить на дыбе такого великогохудожника, – сказал я, – но вы уже знаете, что я думаю по этомуповоду.

– Ах, так же думают и все женщины во Флоренции, –сказал Мастема. – И таковы мысли тех, кто платит за его картины, если ихразум окончательно не поглотила война.

– Да, – согласился Рамиэль, умоляюще вглядываясь вМастему. Они были одного роста. Но Мастема не обернулся, и Рамиэль подошелнемного ближе, чтобы перехватить его взгляд. – Если бы их всех столь неувлекла эта война.

– Война – это мир, – произнес Мастема. – Яуже спрашивал тебя, Витторио ди Раниари, ты знаешь, кто я такой?

Меня трясло, но не из-за этого вопроса, а потому, что онивтроем пришли ко мне, и вот я стою перед ними, всего лишь простой смертный, авесь земной мир вокруг нас, кажется, спит.

Почему ни один монах не спустился в коридор, чтобыпосмотреть, кто шуршит в библиотеке? Почему не объявился ни один ночной страж,чтобы узнать, почему по коридору проплывает сияние свечей? О чем так бессвязнобормочет этот мальчик?

Может быть, я сошел с ума?

Совершенно внезапно мне в голову пришла нелепая мысль, чтоесли я правдиво отвечу на вопрос Мастемы, то, стало быть, не лишился рассудка.

Эта мысль заставила его коротко рассмеяться – не угрожающе,но и без особого веселья.

Сетий смотрел на меня со свойственным ему искреннимучастием. Рамиэль молчал, но снова взглянул на Мастему.

– Ты тот ангел, – проговорил я, – которомуГосподь дал право владеть этим мечом. – Ответа не последовало. Япродолжил: – Ты тот ангел, который сразил первенца в Египте. – Ответаснова не поступило. – Ты – ангел, тот ангел, который может отмстить.

Он кивнул, но только глазами: они открылись и закрылисьснова.

Сетий притянулся к нему поближе, касаясь губами его ушей.

– Помоги ему, Мастема, давай поможем ему все вместе.Филиппо сейчас все равно не может воспользоваться нашим советом.

– Это почему же? – потребовал ответа Мастема отстоявшего рядом ангела и взглянул на меня.

– Господь никогда не давал мне разрешения наказать этихтвоих демонов: Никогда Господь не говорил мне: «Мастема, умертви всех этихвампиров, лемуров, гусениц, всех этих пьяниц-кровососов». Никогда Господь неговорил со мной, чтобы повелеть: «Подними свой могучий меч, чтобы очистить мирот этой скверны».

– Прошу тебя, – сказал я. – Я, смертныйчеловек, всего лишь мальчик, умоляю тебя. Убей их, вычисти их гнездо своиммечом!

– Я не могу сделать этого.

– Мастема, ты можешь, – заявил Сетий.

– Если он говорит, что не может, значит, неможет! – возразил ему Рамиэль. – Почему ты никогда не вслушиваешься вто, что он говорит?

– Потому что знаю, что его можно растрогать, – безвсякого промедления ответил Сетий своему собрату. – Я знаю, что он может,как и Господа, его можно растрогать мольбами.

Сетий смело встал перед Мастемой.