– В общем, у меня появились сомнения, Сережа.

– Сомнения? По поводу?

– По поводу ее участия в нашей истории. Все могло быть так, как я думал. А могло быть и по-другому. Могло быть так, как говорил мне ты. Поэтому не спускай с нее глаз. Она там очень уязвима.

– Понял.

По его голосу Кадашов понял, что Устинов улыбается. И снова на душе стало хорошо. От чужой мимолетной радости ему вдруг стало хорошо. Странно.

– Я хотел спросить, Павел Сергеевич, абонент, с которым ведет переговоры Смолянский. Он установлен?

– Сим-карта куплена на имя Вадима Серегина. То есть обе симки на его имя. И та, которой он пользуется, и та, которой пользуется его так называемый брат.

– Место не установлено? – поникшим голосом спросил Сергей. – Место, где этот абонент может располагаться территориально?

– Телефон все время в одном месте. Ориентировочно вычислили район. Но сам понимаешь… Новостройки.

– Ну да. – Голос Устинова совсем поскучнел.

– Но могу тебя порадовать, Сережа. – Кадашов погасил внезапную улыбку, которую он счел неуместной. – В этом микрорайоне находится квартира, купленная на имя Вадима Серегина.

– Ух ты! – ахнул Устинов. – Наблюдение?

– Установлено. Пока никто не входил туда и не выходил. Наблюдение ведется круглосуточно, не переживай. Вычислим мы этого брата! Точно вычислим.

– Даже боюсь спрашивать, Павел Сергеевич.

– А ты попробуй.

– Не установили, кто оплачивает счета за квартиру Игоря Забузова?

– Установили.

И он замолчал, решив его немного помучить. Или разбудить окончательно. Чтобы он глаз не спускал с девчонки, за которой опасность ходит по пятам.

– И кто же? Кто это, Павел Сергеевич?

– Оплата поступает со счетов частного летного клуба, сынок.

И как это у него вырвалось, а?! Как так вышло?! Это слово под запретом! Он не имеет права его произносить вслух. Кадашов и испугался, и смутился, и разозлился одновременно. И на себя за то, что размяк, и на Устинова за то, что сделал его таким.

– Летного? Хм…

И замолчал, стервец такой! И отозвался, когда уже Кадашов пару раз на мобильный взглянул в изумлении. Работает, нет?

– А кто владелец? Установлено?

– Ну да. Некто Горелова Анна Ивановна. Замужем. Воспитывает четырехлетнюю дочь. Пока все. Утром собираюсь навестить эту Горелову. Если она, конечно, там бывает, а не просто владеет этим клубом.

День не задался. Она знала о том, что он не задастся, еще укладываясь с вечера. Знала, что день случится именно таким – пасмурным, холодным, мокрым, полным неприятных сюрпризов. Потому что сначала с вечера кофе просыпала, перекладывая его из заводской упаковки в специальную жестяную банку. Потом соль просыпалась. А это сто процентов к ссоре. Все равно с кем! Уже улеглась, звонок!

– Алло! – буркнула она недовольно, увидев, кто звонил. – Я не предупреждала, чтобы меня в это время дома не беспокоили по пустякам?

– Так не пустяк, Анна Ивановна, – с обидой воскликнул ее водитель Саша.

– Говори, – отрывисто приказала она.

И закрыла глаза, удобнее пристраивая голову сразу на двух подушках.

– У нас в клубе были гости. Задавали вопросы.

– Налоговая?! – ахнула она, сразу вспомнив неприкрытый грешок.

У нее пока не было времени им заняться. А оно, видать, поджимало.

– Нет.

– Слава богу!

– Эти намного хуже.

– И кто такие эти? – Она расслабленно выдохнула. – Кто намного хуже?

Хуже налоговой могли быть только тюремщики. Они увели из зала суда ее первого мужа, осужденного на приличный срок за экономические преступления. Увели, не дав попрощаться. Не дав прислониться к нему. Погладить по щеке. Потрогать его рот своими губами. Разве она так много хотела? Нет! Она просто хотела нормально с ним попрощаться. Как женщина, как жена, как подруга. Как соучастница, в конце концов. Соучастница, которую он не сдал.

Они не подпустили ее. Увели его. И больше она никогда его не видела. Его убили на пересылке. Застрелили тюремщики якобы при попытке к бегству. Убили беззащитного, безоружного человека. И кто может быть хуже их?!

– Саша! Чего мямлишь? – прикрикнула она, не открывая глаз. – Кто был?

– Кадашов. Кадашов Павел Сергеевич. Это человек…

– Я знаю, кто это, Саша. – Она тихонько рассмеялась. – И чего тебя так испугал его визит? К нам многие влиятельные люди заглядывают. Ты забыл? У нас летный клуб. Может, дядечка хочет с парашютом прыгнуть!

– Дядечка хотел видеть вас, Анна Ивановна, – с обидой проговорил Саша.

Он терпеть не мог, когда она говорила с ним как с мальчишкой. Снисходительно, лениво, свысока.

– Зачем? У меня целый штат сотрудников. Я ему зачем?

– У него к вам вопросы.

– Какие именно? Говори быстрее! – взвизгнула она, устав тянуть из него по слову.

– Он хочет знать, почему ваш клуб платит за какую-то квартиру, – пробубнил Саша, наверняка надув губы, как пацан. – Он не уточнил адреса. Я не спросил. Что за квартира, Ань?

Может, он не просто так спросил, а переживал за нее. Может, даже и заботился. Все-таки они спят уже почти два с половиной года. Но ее неожиданно взбесил его интерес. И ничего, кроме болезненного любопытства, она в нем не угадала.

И поэтому она ответила ему, как постороннему, как чужому:

– Не твое дело, Саша!

Отключила телефон, запустив его по кровати куда-то в ноги. Зажмурилась. Попыталась дышать ровно и глубоко, чтобы уснуть. Но так и не уснула.

Через полчаса резко поднялась с подушек, пошарила по одеялу. Нашла мобильник и со вздохом нажала на единицу. Потом жала еще и еще. И никакого толку. Абонент был не абонент. И чего так, раз он срочно нужен?! Она не звонит без причины. Никогда не звонит. Чего так?

Уснула она часа через два в отвратительном настроении.

Проснулась в таком же, если не хуже.

Слезла с кровати, подошла к окну и распахнула шторы. Два предыдущих дня и две ночи валил снег и морозило. И вдруг оттепель, и, кажется, даже идет дождь. Сечет выпавшие сугробы. Значит, на улице скользко. Значит, до офиса она сама не доедет. Придется вызывать Сашку. А он надулся. Будет молчать и смотреть в сторону. А она терпеть не могла, когда он бывал таким. Может, уволить его к чертовой матери?

За спиной мобильник звякнул принятым сообщением. Ага! Абонент появился в сети. Аня, злорадно ухмыльнувшись, снова нажала на единицу.

– Да, что-то случилось? – спросил ее муж равнодушным, самым равнодушным голосом на свете.