— Сёма, как я рада тебя видеть, иди поцелую.

Тянусь к брату, пытаюсь сесть на кровать, он помогает, дает себя обнять и поцеловать. А у меня на глазах снова слезы, он такой взрослый стал, прическа другая, даже мышцы появились.

— Крис, прекрати плакать, меня твои мужички закопают в сугробе у клиники, если увидят слезы. Они вообще нервные и дикие, как ты с ними живешь, не понимаю.

— Ой, да кто их боится? Садись, рассказывай. Как дела? Как сам? А то виделись последний раз на Новый год.

Рассматриваю брата, глаза голубые, на щеках чуть заметные ямочки, когда улыбается, без челки ему гораздо лучше, настоящий мужчина стал. Семёна так увлекло военное дело и то, что происходит на базе по тренировкам спецслужб, что он бросил свой техникум и решил поступать в военное училище.

Я только за, меньше будет болтаться на улице и ввязываться в сомнительные дела и компании.

— Я-то нормально, сама как? Выглядишь честно, не очень.

— Спасибо, братик.

Лежу в клинике уже почти второй месяц, попала сюда сразу, как в канун Нового года стало плохо. Не понимаю, как и что произошло, ведь было все хорошо, я носилась по магазинам, выбирала подарки, а потом начало тянуть живот и пошло-поехало.

Громов и Шульгин запугали тогда всех, а мне становилось все хуже и хуже. Даже стоял вопрос о том, чтобы экстренно вызвать роды, но я не дала, слишком опасный срок, я справлюсь.

Вот справляюсь второй месяц, совсем скоро уже срок и мои малютки появятся на свет.

— Помоги лечь, да, вот так, спасибо.

Снова устраиваюсь на кровати, я в палате одна, здесь практически все как дома: цветы, книги, на окнах шторы, Артём повесил вместо стандартных больничных жалюзи.

— Как они?

Семён кивает на живот, глажу его, чувствую, как дети пинаются, морщусь.

— Активно, как папаши их.

— Крис, вы реально вместе, ну, втроем? Я, конечно, тогда не мог до этого додуматься, ну, когда они пришли ночью в твою квартиру, а потом в Новый год наконец дошло.

Нет смысла скрывать от брата очевидное, он не дурак и понимает.

— Понял? Вот и молодец.

Смотрю в его глаза, нет, мне не стыдно, для меня это норма, то, что они вдвоем и рядом. Я уже не знаю, как без них жить, если кто-то решит уйти, я не могу залезть им в голову и узнать все мысли. Конечно, буду жить, растить детей, но, черт, даже представить страшно.

— Прикольно.

Забавный молодежный сленг, ему «прикольно». Мне тоже.

— Но они классные, я, конечно, по первости зассал, думал, Гром меня ушатает, а потом мне столько про него рассказали всего на базе, чумовой мужик. Ты знала, что у него есть медаль «За отвагу»?

— Нет. Медаль? Ты уверен?

Сейчас опять плакать начну, но, как только хочу потянуться за салфетками, низ живота тянет, да так сильно, что вскрикиваю. Прикусываю губу, хватаюсь за живот, кричу, наверное, слишком громко, Семён пугается, вскакивает с кресла.

— Крис, Крис, черт, больно, да? Крис, что делать? Доктор, доктор!

Брат выбегает в коридор, что-то падает, грохот, боль отпускает, дышу, как учили, хочу сесть, но не получается.

В палату входит высокая женщина, короткая стрижка, тонкая оправа очков, внимательный взгляд, быстро осматривает меня, отодвинув одеяло, трогает живот.

— Как давно началось?

— Только что, м-м-м-м-м, черт.

Снова боль, зажмуриваю глаза, головой понимаю, что еще две недели до родов, но малышам виднее, когда появляться на свет. Никогда не могу все сделать вовремя и правильно, как их отцы.

— Отпустило?

— Да.

— Слишком часто схватки, поедем рожать, Любимова, все наши вздохнут спокойно, но, чувствую, ночка будет веселой.

— Наталья Петровна, да они хорошо будут себя вести, я обещаю.

Доктор смотрит с недоверием, я ее понимаю: спокойствие и Артём с Игорем — это несовместимые понятия в этой клинике.

— Игорь, я только сидел и разговаривал, ничего такого не говорил, а она, как закричит. Это роды, да? Прямо сейчас?

— Я прямо сейчас тебе…

— Громов, прекрати!

Повышаю голос, но снова корчусь от боли, между ног становится влажно, испуганно смотрю вниз, Наталья Петровна все понимает. Игорь нервничает, вижу, но надо успокоить.

— Все замолчали и дали пройти, Марина, быстро готовь зал, вызови всех, кто в городе, чтоб без отговорок, время — двадцать минут.

Игорь с Семёном стоят в проходе, стало страшно, меня везли по коридорам, я лишь успела взять Громова за руку, он с силой сжал ладонь и опустил.

Страшно.

Дико страшно. Но я сильная, я должна справиться. Я обязана.

— Кристина! Кристина, смотри на меня! Все будет хорошо, слушай и делай только то, что я тебе говорю. Поняла? Как мы раньше все обсуждали.

— Да. Да, я поняла.

Схватки повторяются чаще, боль практически не отпускает, вокруг суета, не знаю, сколько прошло времени, наверное, целая вечность.

— Тужься, да, девочка, вот так, молодец, еще, еще, все, прекратила. Прекрати, я сказала.

Наталья Петровна то кричит, то говорит очень ласково.

— И уймите там этих мужиков, а то получат слабительное и будут орать на унитазе. Хорошо, Кристина, умница. Ну что, готова к встрече? Совсем немного осталось.

Не понимаю, почему роды начались так быстро, но об этом потом. Больно ужасно, словно меня разрывает на части, кусаю губы. Но кто сказал, что рожать вообще легко?

Мужикам бы хоть немного почувствовать то, что я сейчас, теперь всегда только предохраняться.

— Так, девочка, давай, еще, умница, тужься, еще, еще, сильнее, я сказала.

Совсем нет сил, но я продолжаю, не вижу ничего, даже потолок с яркой лампой, рядом пищат приборы.

— Давай, мой хороший, иди сюда, мамочка заждалась. Ух, какой красивый.

Все как в тумане, но через гул и шум слышу детский плач, сердце останавливается и как бешеное учащает ритм.

Хочу видеть его, чувствовать, кручу головой, но ничего не вижу.

— Вот, вот он, не переживай, а то сейчас сорвешься и делов натворишь. Смотри, какой красивый мальчик.

Мальчик. Все-таки мальчик. Громов обрадуется.

Он на самом деле красивый, такой сморщенный розовый комочек, но красивый до дрожи. Малыш причмокивает губками, корчит личико, а я такая счастливая, что не описать словами.

— Так, молодая мать, не расслабляться, у нас там еще один карапуз. Готова?