ещё четыре рецепта, но там незначительные дозы, а вот тот, который был недавно, очень подозрительный. Рецепт на белый мышьяк. Доза большая.

– А насколько?

– Два грамма чистого вещества.

– Это много?

– Хватит, чтобы отравить десять человек. Или даже больше.

– И вашего папу не насторожило такое количество?

– Наверное, нет, – Анна отошла от конторки и открыла нижнюю часть одного из шкафов. Там помещался ящик с рецептами, которые лежали пачками, перевязанные верёвочками. Очевидно, по месяцам.

– Вот этот рецепт, – наконец сказала барышня, подавая его Ржевскому. – Написано, что для крыс, поэтому там требовался не чистый мышьяк, а смесь. Подписано доктором Линцем. В нашей семье его хорошо знают. Доктор Линц с женой часто у нас обедает. Думаю, поэтому у папы не возникло подозрений.

– И всё же ваш папа мог бы спросить.

– Наверное, посчитал такой вопрос излишним. Но разве это важно, если рецепт поддельный?

– Вы правы, Анна, – кивнул Ржевский, складывая рецепт вчетверо и пряча в карман рейтуз. – Это не имеет значения.

Аптекарская дочка закрыла шкаф, вернулась к конторке и погасила свечу. Комната резко погрузилась в темноту.

– Надеюсь, мы с вами не столкнёмся, и вы найдёте дорогу к выходу? – лукаво спросила Анна, явно намекая, что желает столкновения. Однако поручик опять не воспользовался удачным стечением обстоятельств. Вместо этого он поспешил к выходу, благо дверь в торговый зал осталась приоткрытой, давая ориентир.

– Как жаль, что уже пора уходить, – Анна опять вздохнула где-то у него за спиной. – Должна признаться, что спасать Отечество мне очень понравилось. И если вам ещё что-нибудь от меня понадобится… В любое время…

Чтобы сменить тему, Ржевский сказал первое, что пришло в голову:

– А знаете, Анна, мне не даёт покоя один вопрос. И я бы хотел узнать…

– Что я делаю завтра вечером?

– Нет. Я хотел узнать, есть ли в немецком языке слово «нахер», а то я слышал его от вашего папы, но не совсем понял, что он имел в виду.

– «Нахер» означает «позже», – сказала дочка аптекаря. – И если я ещё чем-то могу вам помочь… даже в том, что не связано со спасением Отечества, то… Вы ведь ещё заглянете к нам в аптеку?

– Нахер, Анна. Нахер, – сказал Ржевский.

Через минуту они вышли на улицу. Луна, лукаво улыбаясь, наблюдала из-за края облака. Как будто даже она не верила, что в аптеке ничего не произошло.

* * *

Тайницкий уже лёг спать, когда Ржевский постучал к нему в номер. Стучать пришлось долго и, возможно, в результате оказалась разбужена половина гостиницы. Об этом говорили головы, которые высовывались из приоткрытых дверей в коридор. Они прямо так и говорили:

– Полгостиницы перебудил! Куда ты долбишься? Пьяный что ли?

Наконец дверь в номер Тайницкого тоже открылась, на пороге показался слуга Аминич, но поручика не пустил.

– Барин говорит, что поздно уже. Надо было вам раньше приходить, а теперь уговор потерял силу.

– Да! Я опоздал! – крикнул Ржевский через плечо Аминича куда-то в темноту комнаты. – Но у меня уважительная причина!

– Что за причина? – послышался усталый голос Тайницкого.

– Я познакомился с одной барышней…

– Это не причина, – ответил Тайницкий, а Аминич уже собрался закрыть дверь, но поручик ухватился за дверную ручку и опять крикнул в темноту:

– Вы не поняли! Она – дочка аптекаря! Я нашёл тот самый рецепт на мышьяк!

В темноте комнаты послышалась возня, а затем на пороге показался сам хозяин номера. Тайницкий был в домашнем халате (таком же зелёном, как мундир, сейчас отсутствующий) и в ночном колпаке.

– Что вы кричите, господин Ржевский?

– А как же мне вам сообщить, что я добыл улику? – спросил поручик.

Тайницкий выглянул в коридор. Головы других постояльцев, разбуженных Ржевским, ещё не все спрятались, поэтому чиновник деловито произнёс:

– Хорошо, пойдёмте, побеседуем. Но я ждал вас раньше, три часа назад.

– Так уж получилось, Иван Иванович, – принялся оправдываться Ржевский. – Мне ведь ещё вчера ночью Софья… то есть госпожа Тутышкина призналась, что хотела мужа отравить, и что в солонке яд.

– Значит, я не сообщу вам ничего нового, – холодно ответил Тайницкий, направляясь к столу. – Экспертиза показала, что в солонке порошок с содержанием белого мышьяка.

– И ещё я выяснил, – продолжал свои объяснения поручик, – что яд взят в аптеке по поддельному рецепту.

– Вам госпожа Тутышкина сказала?

– Да. Вчера на свидании, на которое вы отговаривали меня идти.

– Интересно, – пробормотал чиновник, и голос его потеплел.

– В общем, я пошёл в аптеку… В Твери одна аптека на весь город.

– Лучше бы вы пришли сюда вовремя и поделились сведениями. – Тайницкий сел в кресло у стола, где сидел вчера, и жестом предложил своему запоздалому гостю сесть в другое, напротив.

Старик Аминич начал зажигать свечи, и это означало, что разговор продлится долго.

– Зачем бежать впереди лошадей? – уже нисколько не сердясь, заметил Тайницкий.

– А зачем время терять? – возразил Ржевский. – К тому же я подумал, что даже если опоздаю, вы к начальнику полиции всё равно пойдёте не ночью, а с утра. А к утру я уж точно сумею добыть себе извинение, то есть улику.

– Покажите мне её, – велел чиновник и зачем-то бросил взгляд на портрет государя Николая Павловича, всё так же стоявший на столе.

Поручик достал из кармана рецепт и пояснил:

– Я сначала обратился к аптекарю, но он потребовал официальную бумагу, а это всё ненужная волокита. Тогда пришлось мне познакомиться с его дочкой, и она мне нашла рецепт. Вы можете не читать, что там написано. Рецепт поддельный. Его выписал не доктор Линц, а господин Бенский. Бенский отлично умеет подделывать подписи и, думаю, почерки тоже неплохо подделывает.

– А кто такой господин Башмачкин? – спросил Тайницкий.

– Кто?

– Господин Башмачкин, на которого выписан рецепт.

– Я такого не знаю, – ответил Ржевский.

– Завтра с утра мы найдём его и побеседуем с ним, – сказал чиновник. – На рецепте есть адрес.

****************

Глава восьмая, в которой герой полностью вовлекается в расследование, но приходит к мысли, что крутить романы – интереснее, чем расследовать преступления

Рано поутру, в половине восьмого,