Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Мужское насилие над женщинами превратилось в эпидемию; оно распространено в частной и публичной сфере, а значит, представительницы слабого пола нигде не могут чувствовать себя в безопасности. Но насилие мужчин по отношению к мужчинам тоже нарастает с огромной скоростью, во всяком случае, в публичном пространстве. Если посмотреть статистику насильственных преступлений – убийств, избиений, нанесения травм, – то становится ясно, что в большинстве случаев и жертвы, и преступники юноши и мужчины. В этом вихре жестокости представители мужского пола познают, что такое иерархический порядок, и завоевывают себе место в нем. И здесь мы находим разгадку заданной Маргарет Этвуд загадки, о которой говорилось в конце третьей главы. Мужчины боятся своих собратьев, в этом причина того, что их так смущает, что женщины могут посмеяться над ними. Быть униженным женщиной значит лишиться маскулинности, выставить себя слабым и уязвимым, а это влечет за собой насмешки и давление со стороны других мужчин.
Предел слабости в патриархальной системе координат – «быть как девчонка».
На самом деле жизненные реалии, в которых живут и строят отношения представители обоих полов, радикально изменились за последние сто лет. Однако первое правило патриархата остается неизменным: «Никаких сантиментов. Нельзя делать ничего, что хоть отдаленно намекнет на женственные черты в тебе, – подчеркивает Киммел. – Нужно демонстрировать нечто прямо противоположное – маскулинность. Вот главный закон. Все остальное строится на этом».
Как же мужчине доказать, что он не девчонка? Необходимо следовать еще трем правилам: вести себя так, словно ты большая шишка, быть непробиваемым, как скала («мальчики не плачут»), и плевать на все и на всех – то есть демонстрировать миру, что ты смело идешь на риск. Получается, быть мужчиной означает во всем не быть как женщина.
Внешнее давление, которое испытывают мальчишки и взрослые мужчины, стремящиеся ни в чем не походить на противоположный пол, питает мизогинию. Отрицание всего женственного, критика, желание взять под контроль жен и подруг – это не просто особенность чьего-то характера. Мизогиния – это некая высшая сила, живущая внутри нашей цивилизации, заставляющая всех людей верить, будто женщины менее компетентны и авторитетны, менее надежны и не достойны доверия в той же мере, что и мужчины; что женщинам более подходит подсобная роль, а не позиция, где требуется ясность мысли и умение принимать решения. Женоненавистничество влияет на мировоззрение обоих полов и на общественное мнение, потому что это не индивидуальное, а коллективное свойство. Как пишет Аллан Джонсон, оно есть «часть патриархальной культуры. Мы, как рыбы, плавающие в море патриархата: с каждым вздохом мизогиния попадает через жабры в наш организм. Она входит в нас на клеточном уровне и становится частью нас самих. К тому времени, когда мы осознаем ее присутствие, уже слишком поздно от нее открещиваться». [8]
C очень раннего возраста мальчиков учат отстраняться от всего «женственного». Они должны дистанцироваться от матери, чтобы не стать «маменькиными сынками». Им следует идентифицировать себя с отцом. Затем, чтобы стать по-настоящему сильными, они должны разучиться чувствовать боль и страдание. Кто не сделает этого, над тем будут смеяться девчонки или другие мальчишки, называя его слабаком. Семейный психолог Терренс Рил наблюдал, как это происходит, на примере своего трехлетнего сына Александра. Мальчик рос очень артистичным и экспрессивным и любил игры с переодеванием. Особенно ему нравилось перевоплощаться в Барби, которую он называл «доброй феей». Однажды, когда его старший брат пригласил в гости друзей, Александр явился к ним в своем любимом образе – в белом платье, с серебристой палочкой в руках, в сверкающей короне. Он принял величественную позу и так приветствовал других детей. Те посмотрели на все это и ничего не сказали. Они знали, что насмехаться над малышом не стоит. Но сам их взгляд был очень красноречив. В нем читалось предостережение: «Лучше так не делай!» Мальчик почувствовал их отношение, и в душе его всколыхнулась мощная волна – стыд. Ему всего три года, но уже пора усвоить правила игры. Даже его отец-психолог ощутил неловкость: он почувствовал, что его лицо заливает краска, когда Александр развернулся на сто восемьдесят градусов, сбросил с себя платье, влез в джинсы и поспешил присоединиться к детской компании как можно быстрее и незаметнее, словно ничего и не случилось. И все они вместе побежали рассматривать игрушечное оружие – мечи, ножи, пистолеты. После этого Александр никогда уже не облачался в платье. Такие моменты «инициации», как именует это Рил, очень травматичны для ребенка. [9] «Мы превращаем мальчиков в мужчин, нанося им травму, – пишет он. – Мы запрещаем им самовыражаться, блокируем их чувства, не даем сопереживать другим. Самая расхожая фраза “будь мужчиной” предполагает – смирись, терпи и двигайся вперед. Отстраненность от собственных чувств не есть побочный продукт мужественности. Это и есть мужественность». Если жить по такой схеме, то никакого человеческого сообщества и быть не может. Каждый существует сам по себе – человек человеку волк.
Далеко не все мужчины обладают властью, но подавляющее большинство считает, что им от рождения положено иметь особый статус и влияние.
Тот, кто строит свою самоидентификацию на отторжении женственного и считает, что именно таким образом сможет обрести силу и власть, надевает на себя мизогинию, как броню. Чем более открыто мальчики и мужчины демонстрируют презрение к женщинам и всему женскому, тем больше шансов, что их не примут за слабаков или гомосексуалистов. Австралийский писатель Тим Уитон, увлеченный серфингом, часто слышит разговоры на эти темы среди парней, разделяющих его хобби. «Ох уж эти юные серферы! – сетует он. – Чего они только мне не рассказывали! И о чем только не болтают между собой! Бывает, хочется их обнять и плакать. А иногда приходится слышать такое, от чего начинаешь стыдиться принадлежности к мужскому роду. Особенно это касается того, что они, как им кажется, обязаны говорить о девушках и женщинах».
Уитон утверждает, что, когда никто не видит, эти ребята «трогательны, мечтательны и ранимы». Но проявлять эти качества в коллективе неприлично. «На них давит общественное мнение, они должны записаться в ряды женоненавистников, надеть на себя эту униформу и вступить в ряды дубоголовых провозвестников сексизма», – сказал Уитон в своей речи, произнесенной в 2018 году. «Мужчины и мальчишки, как правило, вынуждены заглушить голос совести, отказываться от самого лучшего в себе и подчиниться самому низменному. Как будто парни обязаны быть только такими, как будто, если можно так выразиться, существует лишь единственная правильная интерпретация мужской роли». [10]
Киммел подчеркивает: «Мы сконструировали идею маскулинности, в которой высшей целью является индивидуалистичная автономия. Мужчина начинает ненавидеть в себе все, что не автономно и не индивидуалистично. А потом вдруг понимает, что женщина является живым воплощением тех самых свойств, которые он терпеть не может в себе… Так ненависть переходит на противоположный пол. На женщин начинают злиться за то, что своего любимого они пытаются сделать подобным себе. “От разговоров с тобой я становлюсь слабым. Ты заставляешь меня чувствовать то, что для меня нежелательно, – любовь, нежность и прочее. За это я тебя и ненавижу!”»