Ветер принес дождевые облака, по стеклу изредка барабанили капли. Хотелось оказаться снаружи, остудить пылающие щеки и гудевшую от мыслей голову. Я думала о двух мужчинах, с которыми провела этот вечер. Общение с князем было приятным, но вселило неуловимое беспокойство.

Очень озадачило поведение полковника. Легкомысленная болтовня его сиятельства словно разбередила в нем скрытую рану. Он попеременно мрачнел и хмурился, хотя и оставался приветливым хозяином.

Может, ему неприятны разговоры о браке? Может, какая-то красотка в прошлом разбила ему сердце — точнее то, что его заменило? Что за женщина она была, почему пренебрегла им? Та бакалейщица из Ротбурга или другая дама, из более позднего периода его жизни? Наверное, она была очень глупая…

Потайной механизм стукнул в последний раз и замолчал — как оборвало. Тишина давила на уши и была полна тревожного ожидания. Вернулись тоска и чувство одиночества… текли минуты, часы, сон не приходил. Я ворочалась с боку на бок, считала овец — без толку. В конце концов, сдалась. Встала, накинула шаль, взяла свечу и решила пойти в библиотеку — найти книгу почитать. Шел второй час ночи: можно рассчитывать, что хозяин замка и его гость уже отправились на покой.

Вышла в коридор и осторожно двинулась вперед в зыбком свете свечи — масляные светильники уже не горели. Когда спустилась на первый этаж, пожалела, что решилась на вылазку.

До чего неуютно в замке ночью! Дневная суета и приезд веселого гостя словно загнали дух замка Морунген в дальнее логово. Теперь же он вернулся и начал хозяйничать. Укутал комнаты замка в мрак; пустил по коридорам сквозняки; призвал пронизывающий холод и заглушил все звуки.

Я казалась себе букашкой, которая еле-еле ползет по бесконечному черному тоннелю, где за каждым поворотом поджидает нечто ужасное, готовое поглотить жертву без следа.

А я-то думала что уже неплохо узнала замок Морунген и привыкла к его скелетам. Когда я днем хлопотала и бегала по делам, они мелькали перед глазами постоянно, и я уже не вздрагивала каждый раз, когда видела их ухмыляющиеся рты и голые ребра. Однако сейчас мечущийся свет наделил их подобием жизни. Казалось, что они двигаются, стоит мне отвернуться. Стараются вырваться из плена стены и обрести свободу.

И вновь послышалось, будто за мной следуют призрачные шаги. Я замерла и прислушалась: Зандер? Или князь вышел из своей комнаты и заблудился? Я тихо позвала:

— Кто здесь?

Голос прозвучал очень слабо и тут же растаял в давящей тишине. Мое сердце билось тяжело и медленно, по спине пробежала струйка холодного пота.

Подняла свечу выше. И тут где-то далеко, в черной бесконечности коридора, мелькнул слабый огонек, как отблеск чьих-то глаз. Нет, не кошачьих… Тишина и напряжение стали невыносимыми. Вернуться в комнату означало пойти туда, в эту неизвестность и темноту, навстречу тому, кто притаился.

Руки дрожали, огонь свечи затрепетал и превратился в тлеющую точку на фитиле. Спичек у меня с собой не было. Если свеча погаснет, я окажусь в полной темноте, наедине с тем существом, которое только этого и ждет. Стиснув зубы, я повернулась и скорым шагом пошла вперед, к библиотеке, как к укрытию, где можно спастись.

Никого в коридоре нет и быть не может, твердила я себе. Мне показалось.

Дверь в библиотеку открылась с натужным скрипом. Дыша часто и тяжело, я юркнула в образовавшуюся щель, захлопнула дверь за собой, прислонилась к ней спиной и старалась успокоиться, держась рукой за сердце. Свеча погасла, я уронила ее на пол. Библиотеку озарял отблеск догорающего камина.

— Майя, — произнес голос полковника, и я подскочила от неожиданности.

Скрипнуло кресло у камина. Полковник наклонился, опершись локтями о колени. Его фигура оставалась в темноте, лицо было освещено дьявольским красным светом.

От неожиданности и смущения я мигом забыла недавний страх.

— Простите, ваша милость, — залепетала я. — Думала, здесь уже никого нет. Я не могла уснуть и хотела…

— Иди сюда.

Что-то звякнуло, полковник, не поднимаясь, поманил меня рукой.

— Садись, — он указал на пуфик напротив кресла. — Составишь мне компанию. Князь уже давно видит десятый сон, а мне не спится, как и тебе.

Его голос звучал властно, отказаться было нельзя. Слова он произносил чуть замедленно, с хрипотцой.

Я подошла и опустилась на пуфик, а потом вгляделась в лицо полковника и поняла: дело плохо.

Его милость был пьян. У его ног стояли бутылки, на столике возле кресла — пустой стакан.

Лицо хозяина замка было мрачным и ожесточенным и словно разом постарело на несколько лет. Морщинки у глаз, складки на лбу и возле губ резко выделялись в свете камина. Черная поросль на щеках придавала полковнику зловещий вид. Он сидел без сюртука и шейного платка, рукава закатаны до локтя, ворот глубоко распахнут. Я видела выпуклые мышцы его груди и край медной дверцы, которую открывала каждое утро.

А кругом царили тени, прочие предметы библиотеки различались с трудом.

Фон Морунген казался незнакомым и страшным. Меня посетила необычная мысль: я знала тайны его организма, я касалась рукой его сердца, но при этом не ведала, что творилось в голове у этого мужчины. То зыбкое чувство близости и дружелюбия, которое возникало, когда я слушала его рассказы о юности, растаяло без следа.

Я видела перед собой опасного чужака. И сейчас, в этом обличии, он пугал больше, чем все призраки замка Морунген.

Мне мало приходилось иметь дела с пьяными, и я не могла точно оценить, насколько фон Морунген не в себе и не представляла, что от него ожидать. Старый бондарь, например, безобидный городской пьяница, приставал к прохожим, изливался в слезливых откровениях и выяснял, насколько он уважаем. А вот возчик, отец Риты, зверел — ругался, кричал и распускал руки.

Если первое — не страшно. Но я смутно догадывалась, что мне могли грозить и какие-то другие опасности от мужчины в таком состоянии.

Я смотрела на его тяжелые руки с вздувшимися жилами, налитые кровью глаза и чувствовала, что мне бы лучше уйти. В душе нарастало беспокойство. Я облизала пересохшие губы, покосилась на дверь и сделала робкую попытку подняться.

— Думаю, мне лучше пойти к себе, ваша милость. Не дело нам сидеть тут вдвоем среди ночи.

— Сядь, — обронил он коротко, потянулся за бутылкой, налил прозрачной жидкости в стакан и пододвинул ко мне.

— Пей.

— Нет, ваша милость, простите. Не люблю спиртное. Да и вам не следует…

— Хочешь сбежать? — спросил он и подался вперед, неторопливо рассматривая меня. И тут я осознала, что сижу перед ним в одной тонкой ночной рубашке с вырезом, который глубоко открывал шею и плечи.

От его взгляда стало нехорошо. Так на меня он еще не смотрел. Это был откровенно мужской взгляд, горячий и оценивающий; моя кожа вспыхнула, в висках застучало. Я быстро, нервным движением запахнула шаль. Полковник недобро усмехнулся.