На этих фотографиях была Леночка.

Единственное дорогое Павлу существо. Его дочь.

Леночка родилась недоношенной, в детстве много болела, росла с заметным отставанием в развитии и так никогда и не выправилась. В свои восемнадцать лет она разговаривала, как пятилетний ребенок, кое-как могла управляться по дому, но школу окончить не смогла, не смогла даже научиться читать. При виде книжной страницы на лице у нее возникал самый настоящий ужас, и она начинала плакать, тихо и жалобно, как бездомный котенок.

Зато когда Павел возвращался с работы, Леночка встречала его с такой радостью, что он забывал все неприятности.

Когда Леночке исполнилось десять лет, жена Павла ушла к пожилому стоматологу, сказав, что с нее хватит самопожертвования и она больше так не может, что жизнь у нее одна, и прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно каждую минуту. Стоматолог окружил жену заботой и вниманием, дарил ценные подарки и купил дом за городом, где бывшая жена Павла выращивала чайно-гибридные розы.

А Павел остался вдвоем с Леночкой.

Больше у него никого не было — и больше никто ему не был нужен. Они вместе смотрели старые мультфильмы и читали детские книжки, завтракали по утрам исключительно бутербродами, поскольку Леночка терпеть не могла кашу, вечерами играли в шашки, Леночка больше любила поддавки.

Когда выпадали редкие выходные, Павел возил Леночку за город. Она любила лес, разговаривала с птичками и белками, а осенью, когда попадались грибы, радости ее не было предела.

Глядя на Леночку, Павел и сам радовался простым, обыденным вещам — солнышку, голубому небу с плывущими по нему веселыми кудрявыми облаками, набухающим почкам весной или же золотым листьям осенью.

Одна мысль неотступно преследовала его — что будет с Леночкой, когда его не станет?

Он отгонял от себя эту мысль, избавился от вредных привычек, старался больше бывать на свежем воздухе и, неверующий человек, молил Бога только об одном: не допусти. Сделай так, чтобы Леночка не осталась одна. Больше ничего не нужно, об остальном он позаботится сам. Сам заработает денег, сам прокормит, оденет, сам будет баловать, сам защитит от всех бед и невзгод.

И вот теперь этот страшный человек выложил перед ним фотографии Леночки, как карточный шулер выкладывает козырного туза…

И самое ужасное — Павел понял, что фотографии сделаны у него дома, что незнакомец попал к нему в квартиру и снова попадет, если ему это понадобится.

— Да, ты правильно понял, — кивнул незнакомец, — сегодня я зашел к тебе в гости. Тебя, правда, не было дома, но мы с Леночкой очень мило поговорили.

Павел вместо ответа издал какой-то странный звук.

Он не смог. Не защитил, не уберег, не помог. Значит, зря он уговаривал себя, что пока он с Леночкой, с ней ничего не случится. Значит, зря просил только об одном: не допустить, чтобы Леночка осталась одна.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я сделал ей больно? — спросил незнакомец прежним ласковым голосом.

— Нет… — ответил Павел, когда смог говорить, — пожалуйста, не надо… только не это…

— Ну и хорошо, я ничего ей не сделаю, раз ты так просишь! Я вообще больше не буду ее навещать. Но и ты будь ласков, выполни и ты мою просьбу…

— Ка… какую? — переспросил Павел, который при виде Леночкиных фотографий забыл все на свете.

— Как — ты уже забыл, о чем я тебя просил? Всего лишь сделать для меня еще один камешек, точно такой же, как те, что ты делаешь для Бармаглота… Нет, не такой же — еще лучше!

— Я сделаю… Я все сделаю, только не трогайте ее… Только не трогайте Леночку…

— Ну, и отлично! Только смотри — тот камень, который ты сделаешь для меня, должен быть очень похож на настоящий! Похож, как две капли воды!

— Но тогда… тогда мне обязательно нужно видеть настоящий камень! — проговорил Павел. — По фотографии, которую мне дал шеф, мне не добиться такого полного сходства!

Незнакомец замолчал, пристально, изучающе глядя на мастера, — и Павел понял.

— У вас ведь этот камень при себе?

— Допустим, при себе. Но я не могу его оставить.

— Дайте мне хотя бы посмотреть на него!

— Ладно… — Незнакомец достал из кармана бархатную коробочку, положил ее на стол, открыл.

И тут же мастерская словно наполнилась прозрачным синим сиянием. Павлу показалось, что на столе перед ним лежит кусочек предгрозового неба. Он бережно взял камень в руку и начал поворачивать его, впитывая взглядом эту густую предгрозовую синеву.

При виде этого камня он понял, что делал совсем не то, что все придется переделать, придется начать заново — но в то же время его душа наполнилась радостью от сознания, что он увидел такую красоту и сможет повторить ее.

Время для него перестало существовать. Он смотрел и смотрел на камень, впитывая и запоминая каждую его деталь.

Наконец в его душе сложилась точная копия удивительного камня, куда более точная, чем самая лучшая фотография.

— Я сделаю, — проговорил Павел, возвращая камень незнакомцу.

— Значит, мы договорились! — И страшный человек вышел из мастерской, осторожно закрыв за собой дверь.

Вскоре шаги его затихли.

— Сделаю, — сказал Павел, глядя перед собой пустыми незрячими глазами, — все сделаю. Хоть камень, хоть что угодно. Обману, украду, убью. Только чтобы Леночке не причинили вреда. Черту душу продам! Раз Ты не помог!

С этими словами он поднял глаза вверх, но увидел только низкий потолок, который давным-давно пора было побелить.

Утром Агния встала с трудом — сказалась бессонная ночь. Вчера в клубе они проторчали до трех часов, так что безумно хотелось спать, несмотря на то что летнее солнце с любопытством заглядывало в окно ее спальни. Она поленилась даже сварить кофе, выпила простой воды и поехала на работу, тяжко вздохнув. Работа — вот уж повезло ей, так повезло!

Бармаглота не было на месте, парень из магазина сказал, чтобы Агния подождала — он-де выехал на объект и скоро появится, тогда для Агнии будет работа. В кабинет парень ее не пустил, да Агния и сама не хотела там находиться, так что пришлось обосноваться в магазине.

Агния с тоской оглядела давно не мытые стеллажи с битыми фарфоровыми фигурками, гнутыми позеленевшими медными подсвечниками, мятыми веерами и перламутровыми театральными биноклями без стекол. Даже кота не было сегодня на прилавке.

Агния вздохнула тяжко, и тут же в носу засвербело от многолетней пыли. Она потерла нос, чтобы не чихнуть, это за нее сделал продавец. Нос у него был по-прежнему красный, прыщ на переносице прорвался и засох, однако назревал еще такой же над верхней губой. Продавец чихнул еще раз, закрываясь несвежим клетчатым платком, шумно высморкался, затем убрал платок в карман и принялся теребить губу и ковырять несчастный прыщ.