На лестнице все еще яблоку негде было упасть, и девушкарешила направить разбирательство, затеянное милиционером, в правильное русло.Гад Чепукин, с которого, вероятно, и началась вся заварушка, прятался вквартире. Майя подошла к его двери и постучала в нее кулаком.

— Выходите, Чепукин! — крикнула она. — Пришлапора открыто выступить против демократического режима. Здесь как раз помощникдепутата, которого вы обматерили и огрели по спине. Я даже знаю, чем вы егоогрели, — злорадно сказала она. — Тем огромным зонтом с костянойручкой, который лежит у вас под вешалкой.

Ответом ей было трагическое молчание.

— Я напишу жалобу, — заявил помощник депутата.

Мурочкин, у которого отняли его букет, подошел к Майе и взялее за руку.

— Не хотите послушать, как я играю на скрипке? — снадеждой спросил он.

Майя ничего не успела ответить, потому что вместо нееответил милиционер.

— Гражданин, — свирепо сказал он. — Если высюда еще и скрипку принесете, я вас немедленно арестую.

Все, цензура началась! — крикнул через дверь невидимыймиру Чепукин. — Гонения на культуру! Скрыпачей арестовывают!

— Давайте встретимся позже, — предложила Майя,которая, конечно, сочувствовала Мурочкину, но еще больше переживала заСильвестра. — Я сама зайду к вам… Как только представится случай.

Она вбежала в квартиру и захлопнула за собой дверь.Сильвестр, одетый уже не в пижаму, а в летний костюм, стоял посреди коридора соспортивной сумкой в руках. Внешне ничто не напоминало о том, какую трагедиюдуха он только что пережил.

— Собирайся, — сказал он, — мы едем наквартиру Фофанова. Степан уже сделал там уборку и вернул ключи.

* * *

Квартира Фофанова оставалась едва ли не единственным местом,где еще можно было поискать хоть какие‑нибудь зацепки, ведущие к преступнику.Если таковые вообще существовали.

Всю дорогу Бессонов сосредоточенно молчал, и Майя бояласьпотревожить шефа лишним словом.

Девятиэтажную «панельку» на Преображенке, где находиласьзавещанная Тоне квартира, они нашли без проблем. Домофон не работал, так чтопервый ключ не понадобился. Поднявшись на восьмой этаж, они легко открыли обазамка.

В квартире было тихо и пахло запустением, несмотря навлажную уборку «щадящим способом» — Степан протер пол и все горизонтальныеповерхности, но вещи с места на место не переставлял.

Они обошли эту бывшую крепость Андрея Фофанова. Крепостьбыла маленькая — гостиная, с??альня, стандартная шестиметровая кухня, балкон.Мебель самая обычная — диваны, кресла, журнальный столик. Очень хорошая дорогаяаппаратура. Стеллаж с книгами и дисками, причем отдельно стояли старые,виниловые. На стенах — несколько фотографий хозяина. Серьезный, грустный, вбольших очках, делавших его похожим на бухгалтера средней руки. В общем,ничего, что бросалось бы в глаза.

— Посиди, — сказал Сильвестр Майе, — а я тутосмотрюсь.

Сначала Майя пыталась следить за действиями шефа, нопотихоньку ее разморило, и она начала клевать носом, а затем и вовсе уснула вмягком удобном фофановском кресле. Ей снилось, что шеф, ничего не отыскав вквартире, пытается стянуть с нее кофту, приговаривая: «Снимай, снимай, вдруг натебе преступник оставил следы!»

Майя вздрогнула и открыла глаза — Сильвестр стоял рядом итряс ее за плечо:

— Вставай, вставай, можем ехать домой!

— А вы что‑нибудь полезное нашли? — зевая,поинтересовалась она.

С одной стороны, Майя верила его чутью, с другой — не моглапредставить себе, что здесь, среди всей этой обыденности, найдется та золотаякрупица, которая позволит им выйти на след преступника.

— Полезное? — переспросил босс. — Не знаю, незнаю. Но вот интересненькое…

Сильвестр показал борсетку, из которой вытянул большуюсвязку ключей и роскошную записную книжку. При одном взгляде на эти ключистановилось понятно, что они отпирают замки лишь высшей категории сложности. Взаписной книжке были одни лишь женские имена, причем расположенные не поалфавиту, а по месяцам и датам: май — Анна, Светлана, Мария, июнь — Надежда,Оксана, Алла и так далее.

— И еще вот это…

Бессонов протянул сложенный вдвое стандартный лист бумаги:

— …почитай.

— «Расписка, — стала вслух читать Майя. — Я,Федорова Ирина Станиславовна, паспортные данные… получила от Кофанова АндреяПетровича причитающуюся мне сумму за аренду квартиры с января по декабрь сегогода в полном объеме. Претензий не имею. Дата — 3 января, подпись».

— Ничего не пойму, что это за ерунда! — пожала онаплечами. — Где вы это раздобыли?

— Просматривал стеллаж, на всякий случай пластинкиперебирал. Эта бумага была спрятана в конверт прекрасного альбома ОскараПитерсона. Я вообще люблю старые пластинки, в них утраченная романтика, —неожиданно разоткровенничался Сильвестр.

— Почему «спрятана»? Вдруг случайно попала? К тому жеэта бумага не Андрея, чужая. Может, от бывшего владельца диска осталась? Андрейкупил, а послушать не успел. Хотя странно… Кофанов… Похоже на Фофанов. Что быэто значило?

Не знаю пока, — задумчиво произнес Сильвестр. — Недумаю, что расписка осталась от старого владельца — старые виниловые диски припокупке обычно достают из конверта, проверяют. Нашли бы. Нет, я думаю, это та самаяподсказка, которую я искал. Поехали домой.

* * *

Дома Бессонов уединился, попросив некоторое время его небеспокоить. Майе было дано простенькое задание — выяснить у Тони отчествоАндрея, а также узнать, не слышала ли она от него фамилию Кофанов, и еслислышала, то в какой связи.

Разговор с Тоней занял гораздо больше времени, чемрассчитывала Майя. Пришлось выслушать огромное количество совершенно ненужнойинформации о пропавшем лете, о Шуре и Косте, о бедном Андрее, о бедномПотапове, о бедной Изольде…

— Вот, кстати, об Андрее, — встряла наконецМайя. — Как его отчество, не скажете?

— Никогда не называла его по отчеству, — задумчивопроговорила Тоня. — И при мне никто не называл. Он же молодой совсем был,Майя! Это ужасно. А зачем вам?

— Сильвестр Семенович интересуется, есть у него какие‑томысли.

— Какие? — тут же заинтересовалась Тоня.

— Приезжайте, спросите у него сами. Понимаете, нетелефонные это дела.

— Понимаю. Слушайте, а я знаю, где посмотреть отчество,у меня же где‑то была копия его завещания.

Еще минут пятнадцать Майя терпеливо ждала у аппарата,прислушиваясь к шуму, производимому Тоней, которая усердно разыскивала нужнуюбумагу. Что‑то шуршало, брякало, падало и один раз даже разбилось.