Моризо пришла в восторг от нового направления творчества Ренуара, у него же возникли проблемы с этим стилем, основанным на четкой линии. Ренуар никогда еще не испытывал подобных затруднений, ни в период реализма (1866), ни импрессионизма (1868), ни реалистического импрессионизма (1878) и, наконец, раннего классического импрессионизма в 1881-м. А вот начав в 1884 году работать в стиле энгровского импрессионизма, он попытался сочетать энгровскую линию с импрессионистическим цветом, мазком и свечением. Радость от творчества сменилась растерянностью и отчаянием. К 1886 году он, по сути, зашел в тупик. Это заставило его уничтожить несколько работ – в результате от этого периода осталось совсем немного произведений.

Начиная с 1886-го – особенно второй половины года – Ренуар часто выплескивает свое раздражение в письмах. В августе он пишет из Ла-Рош-Гийона своему старому другу и патрону Берару: «Я соскабливаю, начинаю заново, мне кажется, что год закончится, а я не доделаю ни одной работы. Именно поэтому я отказываюсь принимать у себя других художников… Я не позволил Дюран-Рюэлю сюда приехать. Прежде чем сдаться, я хочу понять, что ищу. Буду пробовать и дальше… Я слишком сильно погрузился в поиски, чтобы бросить без сожаления… Возможно, в конце меня ждет удача»[632]. В этом году он действительно написал меньше, чем в прошлом: только на двух работах стоит подпись «Ренуар. 86»[633], из остальных только четыре или пять предположительно закончены в этом году. Похоже, что в этот период душевного смятения Ренуар, вопреки своей привычке, хотел работать один. Однако это не помогло. В другом письме к Берару того же времени он пишет: «Я подавлен. Ждал, что настроение улучшится, – что вряд ли, потому что я, по сути, потерял год. Не могу взяться за работу. Дошел до того, что с нетерпением жду наступления зимы, чтобы работать в мастерской, поскольку на пленэре в этом году ничего не выходит. Впрочем, не хочу плакаться тебе в жилетку – яркое солнце быстро заставит меня забыть все горести, вот только его не дождешься. Напишу, когда более или менее возьму себя в руки»[634]. Примерно в то же время он признался Мюре: «Меня просят писать фигуры, я, в общем, их пишу, вернее, пытаюсь писать. Вообще же с трудом удерживаюсь от того, чтобы полностью все соскабливать»[635].

Проработав в таком неспокойном состоянии август и сентябрь 1886 года в Бретани, Ренуар в середине октября жаловался в письме к Моне: «Приехав в Париж, я полностью соскоблил полотна, над которыми неустанно трудился и про которые думал, что это великое искусство, – прямо как у Писсарро»[636]. В этих словах звучит явный сарказм, поскольку новый стиль Писсарро Ренуару совсем не нравился. Писсарро единственный из импрессионистов, за исключением Ренуара, обратился к поискам нового направления и вслед за Сёра и другими пришел к пуантилизму и неоимпрессионизму, которые Ренуару были не по душе. Так что, проводя сравнение между своими работами и работами Писсарро, Ренуар выражает крайнее недовольство результатами собственных экспериментов. Писсарро знал о творческом смятении Ренуара и впоследствии говорил Люсьену про лето 1886 года: «Насколько мне известно… Ренуар уничтожил все, что написал прошлым летом»[637]. О том же самом упоминает и Моне в письме к супруге: «Вернувшись в Париж, он соскоблил все, что привез из Бретани, но все же рассчитывает на хорошую выставку в галерее Пти»[638].

Несмотря на нелады с новым стилем, Ренуар рассчитывал, что отклик на его следующую выставку окажется благожелательным. Он как раз заканчивал крупное полотно, «Больших купальщиц», к которому, как говорилось выше, на протяжении нескольких лет было сделано множество подготовительных набросков и на которое художник возлагал большие надежды[639]. Смесь оптимизма и разочарования звучит в его письме к Берару: «Работать начну незамедлительно, потому что Дюран все твердит: картины, картины… картины, а картин нет, потому что я все соскабливаю. Тем не менее я убежден, что превзойду Рафаэля и в 1887 году все так и ахнут»[640].

Итак, Ренуар мучительно вырабатывал новый стиль, а Дюран-Рюэль все активнее занимался продажами в Нью-Йорке. Ренуар чувствовал себя брошенным – он был убежден, что сбыт в Америке окажется ничуть не лучше, чем во Франции. Пока Дюран-Рюэль был в отъезде, другой парижский торговец картинами, Жорж Пти, проводил выставку в своей галерее на рю Сез. С середины июня до середины июля 1886 года Ренуар смог представить там несколько работ в новом стиле. Его бывшая покровительница мадам Шарпантье помогла ему пробиться в число участников, предоставив для выставки «Мадам Шарпантье с детьми» (1878) – картину, которая произвела сильное впечатление на Салоне 1879 года. Кроме того, Клаписсоны предоставили «Портрет мадам Клаписсон», который до этого выставлялся на Салоне 1883 года. Помимо двух этих старых работ, Ренуар подал на выставку третий, и окончательный вариант «Кормящей матери» (с кошкой, 1886), созданный в новом стиле энгровского импрессионизма[641].

Из всех видных критиков, выступивших с рецензиями на эту выставку, новый стиль Ренуара оценил только Октав Мирбо. «Кормящая мать» понравилась ему благодаря «очарованию примитивизма, японской тщательности рисунка и мастерству Энгра»[642]. Ренуар был так признателен за этот благожелательный отзыв, что поблагодарил Мирбо в письме за его мужество[643]. Однако Дюран-Рюэль не был согласен с Мирбо. 8 июля 1886 года, по возвращении из Нью-Йорка, он пришел в галерею Жоржа Пти и увидел там «Кормящую мать». 27 июля 1886 года Писсарро написал сыну: «Дюран-Рюэль сходил к Пти, увидел работы Ренуара; ему совсем не понравился его новый стиль, просто совсем»[644]. Странно, что Дюран-Рюэлю так не по душе пришелся новый стиль Ренуара, который явственно напоминал известную работу одного из клиентов Дюран-Рюэля, Пюви де Шаванна, «Осень (Жатва)» (1873)[645]. В работе Пюви, которая была сразу же приобретена французским правительством, в центре на первом плане показана женщина, кормящая грудью ребенка, – она выполнена в классическом стиле, имеющем сходство с «Кормящей» Ренуара.