– Он совсем не изменился. Такой же, как в день, когданаши дорожки пересеклись, – пробормотал он.

– Вот уж кто прихлопнет и не заметит! С ним рядомгреческий Геракл как-то сразу перестает впечатлять! Тем не менее он явно хочетпомериться с Ильей силой. Гермес немедленно вклинивается между ними и, мягкообняв Геракла за талию, деликатно отлетает вместе с ним в сторонку… Оченьдальновидно! Если бы дело дошло до драки, на дальнейших подвигах Геракла былабы поставлена жирная точка. Что он такое, в сущности, в сравнении с нашимИлюшей, природным силачом из муромской деревеньки? Ну одолел Геракл несколькихзверушек, которых теперь точно занесли бы в Красную книгу ввиду ихмалочисленности… Вот только лететь на щите, должно быть, не очень удобно.Маневренность не та, хотя Муромец и неплохо справляется.

– Смотри-ка! – пробурчал Демьян Горьянов. –Теперь Ягун и на Геракла наехал! Совсем перегрелся парнишка… Только страннокак-то. По-моему, Геракл его даже не слышит.

– Номер пятый… Барон Мюнхгаузен… Легионер изГермании, – с чувством представил Ягун. – Ну что про него ещесказать? Это поручик Ржевский заграничного разлива. Само собой, летит на ядре.Но меня больше занимает другой вопрос: у кого усы длиннее – у него или уакадемика?.. Номер шестой Кентавропег, центральный нападающий… Почему быкентавру не полюбить Пегасиху?.. Любовь, как известно, зла, полюбишь и…

– ЯГУ-УН, не увлекайся!!!! – сердито крикнулаМедузия.

– А что я такого сказал? Ах да, ну да! Мы же непроизносим слов, которых нет в полном собрании сочинений Древнира!.. –спохватился Ягун. – В общем, я имел в виду бородатого супруга козы, пятьбукв и рога… Пегасиха – если кто забыл, это такая лошадка с крылышками, накоторой поэты летают за водкой! В результате появился Кентавропег – полупегас,полукентавр. Какие роскошные у Кентавропега крылья! Уверен, многие призываютего во сне, кусая подушку, чтобы утром, после десятой чашки кофе, их вдруглягнуло под ложечку неумолимое копыто вдохновения и отшвырнуло к компьютеру илипечатной машинке! Они-то грезят, что творят волей Пегаса, а это всего-навсегоКентавропег!

Номер седьмой – Дионис… Он же Вакх, он же Бахус… Ну, как уменя память? Посмотрите на плющ, которым у него переплетены волосы! А нагроздья спелого винограда, которыми заправляется его огромный рог, на которомон летит навстречу ветру!

Номер восьмой – Фрол Слепой. Да-да, та самая живая легенда,которого нам все время приводили в пример. Интересно будет посмотреть на него вдействии.

Номер девятый Аргус – многоглазый великан-страж – защита.Признаться, он так огромен, что я в первую секунду перепутал его с драконом. Истолько глаз… М-м-м… Это впечатляет, особенно глаза на спине! Вот это контрольнад полем! Маленький анатомический вопрос, а на пятках у него глаза есть?

Пока Ягун, пытаясь подлететь на пылесосе поближе,интересовался этой подробностью, что-то полыхнуло. Несколько тысяч зрителей,ослепленные невыносимо яркой вспышкой, невольно закрыли глаза.

– Огненный Змей… Змиулан! – прошептал Сарданапал,козырьком поднося к глазам ладонь.

Длинное и гибкое туловище, сияющая чешуя – Змиулан,казалось, был соткан из испепеляющего огня. Даже острый гребень у него напозвоночнике больше напоминал языки пламени, чем костяные наросты.

Непрестанно извивающийся, стремительный, Змиулан был гораздодлиннее Тифона. Множество коротких крыльев, тоже точно вылепленных из огня,были разбросаны во всей длине его туловища, начиная от головы и заканчиваягибким хвостом.

– Дракон сборной вечности – Змиулан. Ой, мамочка моябабуся, он сразу везде! Он и обжигает, и ослепляет! Как, интересно, можнозабросить мяч, если даже в двадцати метрах от него превращаешься в шашлык?

Шурасик, сидевший на трибуне рядом с Ванькой Валялкиным,которому только сегодня разрешили покинуть магпункт, перестал грызтькарандашик:

– Мне только что пришло в голову: дракон сборнойвечности ведь тоже исчезнет через час, да? А если у него кто-нибудь будет вживоте? Кто-то из наших?

– Не паникуй! – велел ему Ванька.

– Я не паникую! Просто я любознательный. И ведь потомвнутри дракона он просто-напросто испечется, – отвечал Шурасик.

– А вот тут ты ошибаешься. Тарарах говорит, что какаябы ни была температура снаружи дракона, внутри всех драконов и уж тем более вжелудке она всегда одинаковая, – возразил Ванька.

– Погодите, кажется, еще кто-то появился, уже последракона… Номер десятый… – голос Ягуна странно дрогнул. Должно быть, то, чтобыло написано на ладони, потрясло его. – Итак, десятый номер… гм… ЛеопольдГроттер, нападение, магический контрабас… Невероятно! Два десятых номера(теперь я наконец понимаю, почему Соловей О. Разбойник дал Тане «десятку»), дваконтрабаса-близнеца… Возможно, наличие в одной реальности двух воплощенийконтрабаса противоречит здравому смыслу, но к Чумихе здравый смысл, когда такоепроисходит! Для магии вуду нет никаких преград! Держись, Таня, прошу тебя,держись! Мы с тобой!

Трибуны Тибидохса замерли. Множество глаз устремилось кневысокому юноше лет восемнадцати, который, пригнувшись к контрабасу, легкоскользил по воздуху. Поворот, взмах смычком – и контрабас ловил новый воздушныйпоток. Должно быть, именно таким отец Тани сбегал на Лысую Гору и чертилстрелку на крыше Большой Башни. Сердце Тани вновь дрогнуло, когда она вспомнилату царапину на камне. Почему ни Сарданапал, ни Соловей не сказали ей про отцараньше? Ведь они же знали, не могли не знать! И остальные преподавателимолчали…

Позднее Таня сотни раз возвращалась в памяти к каждой минутеэтого матча. Тогда, в первое мгновение, все смешалось у нее в голове и передглазами. Запрыгали фигуры зрителей, сторожевые циклопы, позолота гостевыхтрибун, огненной змейкой завился Змиулан. Она ничего не понимала уже, невидела, куда летит, – весь мир размылся в огромное пятно. Сердцеколотилось, в горле застрял, казалось, Ноев ковчег.

А потом акварельная пляска цветов прекратилась вдруг, и изморя красок проступило одно-единственное молодое лицо! «ПАПА!» – хотелакрикнуть она, но почему-то не смела. Она никогда в жизни не произносила этогослова. Не Германа же Дурнева ей было называть папой.

Леопольд Гроттер мчался теперь рядом с Ильей Муромцем,изредка поворачиваясь и не без удивления поглядывая на Танин контрабас, как двекапли воды похожий на его собственный. Таня видела, что отец не узнает ее. Ещебы! Здесь Леопольд лишь чуть старше ее, ровесник Пуппера, даже не познакомилсяеще с ее матерью, на которую она, говорят, так похожа!

Тане было и больно, и радостно, и тревожно.

Откуда-то издалека до ее слуха долетел рык Гоярына,рвавшегося схватиться с незнакомым драконом, и голос Ягуна: