– Мне всё едино, что цветочки, что ягодки, – сказал Аркаша, добирая со дна остатки. – Какого чёрта тебе надо?

– Морского, с фамилией и адресом! Тогда решу что делать, кушать сразу или сушить впрок, – объяснила я, облизнув ложечку.

– Хозяйственная женушка кому-то попалась, завидую – развеселился Аркаша. – Только не по твоим зубам ягодка, хотя грызите себе на здоровье. Примерно такая баранка… Был у нас в сельсовете один мужик, крепкий орешек, послали его на укрепление соседнего колхоза, тот-то совсем развалился, но безналичка на балансе завалялась, вздумали обернуть в одной хитрой конторе, он взялся, потому что специалист. Пока туда-сюда бегал с кассой, денежки ничьи оказались, совершенно народные, захочешь сдать, а некому. Куда мужику податься?

– Помню я эту скандальную историю, там компромат чемоданами носили, – я действительно помнила нечто отдалённо подобное, однако смутно, речь шла о советских валютных деньгах, ставших в одночасье российскими. – Но касса всё едино сплыла, только в чей чемодан, неясно. Пух и перья летели.

– И кассир испарился, а то ведь зашибут ненароком, концы в воду, вроде смылся, вроде утоп, – Аркаша продолжал повесть в стиле страшной байки.

– Темна вода в облацех, – подхватила я последние ягоды и моментально их доела. – Оттуда по ночам и является. Страшная твоя история, Аркаша, право слово.

– А я о чём? Ещё чего желаешь? – осведомился Аркаша.

– Кампари в соку на посошок, а имя запамятовала, хотя вертится, – созналась я. – Но зачем наш морской конек-горбунок понадобился покойному Рыбалову? На что своих денег не хватало?

– Мы-то с Володькой наоборот думали, – расколося наконец Аркаша. – Что Рыбалов свои деньги вынул и сюда повёз, только на кой хрен они Быстровскому – у него их, как грязи!

«Луч пурпурного заката» высветил странную картинку и ясности не внёс никакой. Что было немудрено, ибо пурпурные лучи сновали над гладью вод призрачно, на самом деле солнце давно ушло за гору, и море плескало о

близкие камни невидимо, только отливало неровным черным бархатом вдалеке.

Официант принёс на стол свечку под колпачком и затеплил, мы спросили кампари с апельсиновым соком и под напиток морковного цвета накоротке обсудили чужие финансовые дела, поболтали, как бабушки на лавочке. У кого денег много, у кого ещё больше, и кто кому мог быть должен – живой мертвец живому Рыбалову, либо покойный Рыбалов ожившему мертвецу. И как теперь будет происходить расплата? На том свете угольком, или будут иные авизо. И не за расплатой ли неназываемый явился, хотя на черта ему чужие деньги, своих полно, девать некуда, как в аду золы.

Через каждую пару предположений Аркаша не забывал вставлять рефрен, что кто вёл с выходцем из моря денежные дела, тех теперь нету. Очень уж горячие деньги, кто хватался, тот и нарвался. Говорят, что вроде есть реальный хозяин, он стережёт, не даёт никому подступиться. Очень неплохо шли в темноте замечательные страшилки про выходцев с того света и колдовские клады, к которым не подобраться. Вот добрый молодец Костя Рыбалов подошёл близко и лежит теперь в сырой земле, а нам заповедал не искать секретов, не ходить по ночам на морской берег, не звать хранителя, а то узнает хозяин неведомый – тут и конец нам придет, страшная это тайна, магическая.

Не меньше, однако, чем чёрная магия больших денег меня волновала другая проблема. А именно, что задумал предпринять Костя Рыбалов, соединив свои немалые капиталы с грязными деньгами Быстровского? Насколько я помню, Костю интересовало спасение и примирение России самой с собой. Хотелось бы знать, подо что он выманил морского быка на берег острова Крит?

Но я вовремя себя остановила. Теперь незачем, Кости нету, бык ушёл в море, осталась только дырка от бублика в балансе муниципального строительства.

Кстати, Аркашу волновало именно это. Куда делись народные Костины деньги, может быть, он их прокутил и попросил покрыть недостачу, а добрый дядя Быстровский поспешил на выручку? Или Морской бык изначально служил Рыбалову спонсором, и от него пошли фантастические богатства магната-филантропа? Однако гадать при свечке можно было до бесконечности.

Годилось любое предположение, только ни одно из них не объясняло тайного свидания на острове Крит и безвременной кончины Кости Рыбалова незадолго до назначенной встречи. Аркаша остался при убеждении, что Костя хотел везти муниципальные деньги Быстровскому, но терялся в мыслях для чего именно. Мне же казалось, что Костя хотел убедить живого мертвеца поучаствовать в проекте спасения России и таким образом духовно воскреснуть. А деньги из кассы улетучились безотносительно.

Венцом догадкам стало мое предположение после второй порции кампари, что Костя Рыбалов задумал стать российским президентом на следующий срок в 1996 и начал сбор средств на предвыборную кампанию, а Быстровский одобрил кандидатуру и решил таким образом отмыть бывшие казённые деньги, сделать их вновь казёнными. Но кто-то остановил смелый замысел на старте. Но меня опять остановил Аркаша дурацким вопросом: «А деньги теперь где, народные, муниципальные?» Дались они ему, без недостачи в балансе так хорошо складывалась картинка.

Ну и надо сказать, что напоследок у нас с Аркашей сложились наилучшие отношения. Он признался, что я вовсе не такая противная, как ему доселе казалось, дескать, имеется некий шарм, ранее им упущенный. Оказывается, мерзкий Валечка рекомендовал меня в дело необычным способом. Компаньон уверял, что наряду со многими упущениями, дама обладает редким свойством – может служить визитной карточкой, есть в ней глянец и некий имидж. Аркаша не верил до настоящего момента, дама виделась ему в неприглядных тонах, однако вынужден признать, что ошибся, если всмотреться, то… Скажем так, шарм на ценителя, но вот с женственностью – просто никак, однако поправимо, если в хороших руках.

Тут я сообразила, что пора сворачивать лавочку, контролёр вновь напомнил бывшего друга Сергея, при котором я старательно изображала недостающую женственность, и мне стало скучно. Тем более, что Аркашу ждала ночная дорога, а мне предстояло коротать ночь на острове в полном одиночестве, заперев окна и двери. Так пожелал отбывающий Аркаша, и я поклялась соблюдать его волю.

Ресторан «Паллада» взметнул на прощанье мифические паруса и отбыл в прошлое, Аркаша проводил меня до «Кактуса» и тоже удалился, а я, обождавши ровно полчаса для верности, пошла проститься с ночным морем и забрела в воду по лунной дорожке чуть дальше, чем следовало. Компания молодых немцев, расположившихся ночевать на пляже, дружно приплыла на помощь, потом мы у костра пили чертовую ракию для согрева и скрепления дружбы народов, объясняясь английскими междометиями. Интересно, что бы мог сказать бедный Аркаша, узнав о моей прощальной эскападе?

После ночного купания настал черед утреннего, я встретила последний рассвет над морем и окунулась в серенькую гладь, но без особого удовольствия, потом купалась после завтрака, прощаясь с одушевленными и неодушевленными спутниками закончившегося вояжа на древний остров Крит. Я знала, что больше не придется никогда…