сумел отбояриться от районных мудрецов. Вбухали несколько миллионов. А толку?.. Мы с Игнатом Матвеевичем из интереса подсчитали, что если коровы начнут доиться сметаной— лишь при этом условии — лет через двадцать такая стройка окупится. Скажи, не дурь беспросветная?..

— Замитинговал?..

— Мать, дай наболевшее высказать.

— Не увлекайся!

Арсентий Ефимович сердито наколол вилкой ломоть ветчины:

— Молчу, мать, но в последнем слове заявляю: негоже колхозникам раздувать личное хозяйство в ущерб колхозному. И комплексы надо с умом строить там, где они могут окупиться в короткое время, а не в расчете до двухтысячного года.

— Ты напиши об этом, как Торчков, в Совет Министров.

— А что?.. И напишу! Сельское хозяйство — это не летающие сковородки.

— Тарелки, — с улыбкой поправил Толик.

— Какая разница, — Арсентий Ефимович подмигнул Бирюкову: — Правда, Антон Игнатьевич?..

— Правда, — улыбнулся Бирюков и, возобновляя прервавшийся разговор о Тиуновой, обратился к Тане: — Значит, вначале Тамара отшучивалась, говорила, что своих денег хватает, а потом?..

Таня глубоко вздохнула:

— Потом она всего бояться стала. Началось это после того, как в ее избе кто-то обыск сделал.

— Какой обыск?

— Ну, как сказать… Вверх тормашками все перевернули: постель, белье в шифоньере, сундучок Гайдамачихи, который Тамара из бабкиной избы к себе забрала, в кладовке лечебные травы пообрывали, даже золу из печки выгребли. А вот на столе, под клеенкой, у Тамары две пятидесятирублевки лежали — их не тронули…

— Может, не нашли?

— Может быть.

— Что же пропало?

— Из Тамариных вещей — ничего. А из Гайдамачихиного сундучка, кажется, что-то взяли. Но, что именно, Тамара не смогла от испуга определить. Там старушечьи тряпки лежали, икона с лампадкой да разная пустяковина. Говорила лишь, что до обыска сундучок вроде бы плотнее был забит.

— Когда это случилось?

— Десятого мая. Мы на следующий день после Праздника Победы перевели коров на выпаса. Приехали домой с вечерней дойки. Минут через несколько Тамара прибегает ко мне перепуганная: «Танюшка, у меня обыск сделали!» Я сразу — к ней. В избе, правда, шурум-бурум, но на полу ни следочка не видно. Я предложила позвать участкового Кротова, а Тамара побоялась, что после вмешательства милиции бандиты ей мстить начнут, и упросила меня никому об этом не рассказывать. Я хоть и обещала молчать, но честно вам признаюсь, что все-таки рассказала участковому. Михаил Федорович стал беседовать с Тамарой, а она, как сумасшедшая, начала ему городить про нечистую силу. На меня до слез обиделась. А за что? Я ведь хотела как лучше…

— Как же «бандиты» в избу проникли? — снова спросил Антон.

— У Тамары замочек был — спичкой можно отомкнуть.

— Значит, замок не взломали?

— Нет, замочек чин-чинарем был замкнут.

— А у бывшего мужа Тиуновой ключа не осталось?

— Оставался у Павлика ключ, но Павлик, как с Тамарой разошелся, ни разу без нее в избу не входил.

— Как Тиунова намеревалась распорядиться деньгами, которые ей оставила Гайдамакова?

Таня, пожав плечами, потеребила кончик косы.

— Мне она только говорила, что сделает все так, как бабка написала в завещании, а что там было написано, никто в Березовке не знает. Старухи плетут, будто вместе с деньгами Гайдамачиха передала Тамаре свои колдовские знания, но это ж, курам на смех. И вообще насчет завещания Тамара очень странно себя вела. Как-то таинственно всем отвечала: мол, со временем узнаете, на какие дела бабкины деньги уйдут. А после обыска или как там… икону с лампадкой в передний угол повесила. Молиться стала, словно заправская богомолка, хотя раньше вполне нормальной, неверующей, была. В новосибирскую церковь ездила, потом— в больницу. Врач выписал лекарство, но Тамара не стала его выкупать, решила травами лечиться. Вот в лечебных травах разбираться Гайдамачиха действительно Тамару научила. Видели, сколько у нее в кладовке всякой всячины было заготовлено?

— Видел, — сказал Антон. — От чего Тиунова лечилась?

— С головой у нее что-то произошло. То какие-то угрожающие голоса слышались, то сама Гайдамачиха к ней вдруг являлась и как будто грозила ей пальцем. Короче говоря, в последнее время Тамара до такой степени была запугана, что боялась одна ночевать. Несколько раз мы с Толиком у нее оставались на ночь, но ничего не видели и не слышали. — Таня посмотрела на мужа. — Правда ведь, Толь?..

Толик утвердительно кивнул.

— И Женька Туманов, когда ночевал у Тамары, ни голосов не слышал, ни видений не видел, — продолжила Таня и, вероятно, заметив на лице Антона вопросительное выражение, смущенно пояснила: — У Женьки с Тамарой серьезные намерения были. Они пожениться хотели. Тамара даже ездила в райцентр, чтобы прическу, как у Марины Зорькиной, к свадьбе сделать, но там ей так напортачили, что почти без волос осталась. Из-за этого они сильно разругались с Тумановым.

— А Туманов не из-за денег хотел жениться? — спросил Антон.

— Ой, да вы что! Женька по характеру хороший. И главное — совершенно непьющий.

— Совершенно непьющие меня всегда настораживают, — опять вклинился в разговор Арсентий Ефимович. — Это, так и знай, или баптист, или от запоя леченный.

Анна Трифоновна вздохнула:

— Воздержись, отец, от своих оценок. Лучше включи-ка свет, а то совсем мы засумерничались.

С заходом солнца в просторной горнице Инюшкиных действительно стало сумрачно. Арсентий Ефимович поднялся из-за стола и щелкнул выключателем. Под потолком вспыхнула яркая люстра.

Толик повернулся к Антону:

— Отключилась летающая тарелка — подстанция заработала.

— Теория Торчкова? — спросил Антон.

— Его. Юмор со стариком… К нашей подстанции подключили летнюю дойку Серебровской бригады. Временную проводку туда протянули, а она где-то короткое замыкание дает. От этого предохранительные вставки на подстанции горят и энергия по всему селу вырубается. Тут Торчков сразу бежит к Туманову выяснять насчет пролетающих неопознанных объектов, а Женька нарочно старика разыгрывает…

— Говорят, когда с Тиуновой случилось несчастье, подстанция всю ночь не работала?

— Ну. Как раз накануне той ночи Туманов подключил дойку. Вначале все хорошо шло — коров нормально подоили, а к ночи — замыкание. Хватились электрика — его нет. Без Женьки на подстанцию никто не суется. Лишь утром, когда Женька появился на работе, исправили повреждение.

— Где же он всю ночь был?

— Говорит, рыбачил на Потеряевом озере. На самом же деле, кто знает… Но в Березовке ночью его не могли найти — иначе повреждение раньше бы устранили.

— А вообще что за человек Туманов?

— Вроде нормальный.

— Откуда он здесь появился?

— Из Новосибирска. Работал, кажется, на «Сибсельмаше», но что-то не поладил то ли с семьей, то ли с начальством и махнул в сельскую местность.

— Правда, что у него в Ярском дед с бабкой живут?

— Не слышал об этом. Женька не любит о себе